[107]

Помните, я говорил раньше, что Best New Horror 2 была единственной книгой, которую я когда-либо подвергал цензуре как издатель? Что ж, это не совсем правда.

После того, как меня ободрало маленькое британское издательство, и вся музыка обошлась в несколько тысяч фунтов, я решил, что мои редакторские комментарии для двенадцатого выпуска The Mammoth Book of Best New Horror будут посвящены порядочности в издательском деле. За предыдущие несколько лет я заметил, что с постоянным притоком новых технологий количество проблем с издателями только увеличилось, поэтому я хотел предостеречь новых и будущих авторов. И мне казалось, что я выражаю искреннее беспокойство за жанр ужасов.

Тем больше я удивился, когда мой агент сообщил мне, что главный редактор сильно расстроилась из-за статьи и «выражала неохоту» ее печатать. Несмотря на предпринятые попытки, я так и не узнал, что нежелательного она нашла в том комментарии, но был вынужден его заменить поспешно написанным ответом на обвинения (со стороны Америки) в интернете по поводу того, что я включаю в издания слишком много британских авторов. Однако, эта загадочная ситуация заставила меня задуматься. Очевидно, нечто в моей статье задело за живое моего издателя, а – для любого писателя – это как раз та реакция, которую ожидаешь в ответ на критическое эссе какого-либо рода. Так может, все-таки мне есть что сказать?..

Изначальный комментарий в итоге вышел в печать несколькими годами позже – в сувенирном издании the World Horror Convention, а кроме того, он доступен на моей веб-странице, где продолжает собирать позитивные отзывы.

Но на моей статье проблемы с тем сборником не закончились. Издатель сначала хотел использовать для оформления обложки фантастически неподходящий туда рисунок из новеллы Гая Н. Смита, на котором был изображен изъеденный червями труп, выбирающийся из могилы. После моих непрекращающихся жалоб и возражений, мне все же позволили выбрать нечто более изысканное из работ Леса Эдвардса. К сожалению, изображение в итоге было обрезано, но даже в таком виде оно подходило гораздо лучше, чем выбранное изначально.

Даже после сокращения «Предисловие» занимало семьдесят две страницы, а «Некрологи» – сорок одну. Книга, вновь завоевавшая Британскую премию фэнтези в номинации «Лучшая антология», была посвящена двум старым друзьям и коллегам – Р. Четвинд Хейсу и Ричарду Лаймону.

Двадцать две истории были отлично подобраны друг к другу. В их число входили как вторая работа Иана Синклера в жанре ужаса, так и рассказ голливудского режиссера Мика Гарриса. Так же, как я поступил с Терри Лэмсли и Стивом Резником Темом в предыдущих выпусках, я поставил в начало и конец сборника рассказы одного и того же автора. В тот раз эта честь выпала Киму Ньюману, чьи произведения регулярно появлялись в нашей серии начиная с самого первого тома. Хотя «Из “Красной власти”» (вышло в Best New Horror 4) вероятно и является самой значимой его работой, и легло в основу успешнейшей серии вампирских новелл «Эра Дракулы», за прошедшие годы его уже много раз включали в различные антологии. Потому я выбрал другую историю, написанную в рамках той же альтернативной вселенной. В ней очень удачно соединены талант Кима объединять реальных людей с вымышленными персонажами и его энциклопедические познания в истории кино.

I

В полночь тысяча девятьсот восьмидесятый год несся прочь через Тихий океан, а тысяча девятьсот восемьдесят первый наползал с востока. В группе нарядных людей, собравшихся вокруг площадки для барбекю, послышались приглушенные радостные возгласы – жалкое подобие громогласных приветствий новому десятилетию, что раздавались в Райской Гавани на прошлой новогодней вечеринке.

В этой компании только Женевьева придерживалась старой – и верной – традиции отсчитывать декады, века и тысячелетия (когда они наступали). Течение времени имело для нее важное значение; родившись в 1416-м она прожила больше, чем многие. Даже среди вампиров она была старейшей. Пять минут назад – в прошлом году, в прошлом десятилетии – она начала объяснять свой взгляд на вещи седеющему калифорнийскому пареньку – бывшему активисту, которого называли Чувак. Его глаза имели отсутствующее выражение – и не только из-за травки, которую он покуривал всю вечеринку. Его взгляд был таким, пожалуй, с тех пор, как «Самолет Джефферсона» превратился в «Космический корабль»[108]. Ей нравились глаза Чувака – в любом состоянии.

– Это так просто, – повторила она, слыша французский акцент в своей речи («ето», «таак», «п’осто»). Он появлялся только когда она была слегка навеселе (наве-се-лее), или старалась произвести впечатление. – Поскольку не было нулевого года, первое десятилетие закончилось с концом десятого года новой эры; первое столетие закончилось с концом сотого года новой эры; первое тысячелетие – с концом тысячного года новой эры. Сейчас, в эти мгновения, начинается новое десятилетие. 1981-й – первый год восьмидесятых двадцатого века, а 1990-й – будет последним.

Секунду Чувак выглядел так, словно все понял, но он всего лишь концентрировался, чтобы разобрать ее акцент. Она увидела озарившую его догадку, головокружительный приступ, внушающий желание от нее отпрянуть. Чувак поднял кривой, туго набитый косячок – вероятно такой же, как он свернул и раскурил в шестьдесят восьмом году, неизменно возвращаясь к этому занятию с тех пор.

– Малыш, если начать ставить время под сомнение, – сказал он, – что останется? Материя? Может, ты начнешь предъявлять вопросы и ей, и тогда магия перестанет работать. Ты подумаешь о промежутках между молекулами и провалишься сквозь землю. Гравитацией притянет. Мощные штуки лучше оставить в покое. Основополагающие штуки – типа земли, по которой ты ходишь, воздуха, которым дышишь. Ты же дышишь, малыш? Я внезапно сообразил, что без понятия на этот счет.

– Да, я дышу, – ответила она. – Когда я обратилась, я не умерла. Но это необычно.

Она доказала свою способность дышать тем, что пару раз затянулась косячком. Такого же кайфа, как он, этим способом она не получила; для этого ей нужно было попробовать его кровь, несущую наркотик от легких к мозгу. Но легкий подъем она ощутила – от его слюны на кончике косяка и от дыма травки. Ощущение вызывало жажду.

Только что минула полночь Нового года, и потому она его поцеловала. Ни к чему не обязывающий поцелуй, который доставил ему удовольствие. Разные вкусы мешались друг с другом – табак в его бороде, налет коктейля «Белый русский» на его зубах и языке. Она вкусила его раскованность, ощутила упрямое стремление откладывать малозначащее на потом. Теперь она точно поняла, что означает выражение «бывший активист». Если бы она позволила себе испить, его кровь принесла бы расслабленность.