Из дыры в заборе торчала огромная фитолакка высотой футов десять, ее прочный красный стебель поддерживал целое море длинных зеленых листьев и сотни красновато-фиолетовых цветоножек. Деревья поблизости сильно разрослись и бросали тень на участок земли, и в рассеянном зеленоватом свете вытянутые шишковатые стебли напоминали голожаберных моллюсков – ярких морских слизняков, которые медленно покачиваются в потоке воздуха, а не воды. Проходя мимо, я уважительно дотронулась до растения – от него шел какой-то странный лекарственный запах. Фитолакку можно применять с пользой, однако есть ее точно не стоит. Конечно, иногда люди питались ее листьями, но лишь в крайних случаях, когда ничего съестного не имелось под рукой, – шансы отравиться очень высоки.

Где именно она умерла? На месте фитолакки? Очень подходящее место, хотя такое совпадение слишком уж поэтично.

Мальва Кристи.

Странная молодая девушка с поломанной жизнью. Несмотря на это, я ее любила, да и она, пожалуй, любила меня. Мальва была на последнем месяце беременности, когда ее брат, он же отец ребенка, перерезал ей горло – прямо в этом саду.

Я обнаружила бедняжку спустя несколько мгновений и пыталась спасти ребенка, сделав кесарево сечение садовым ножом. Я вытащила малыша из материнской утробы живым, но яркое пламя жизни быстро затухло в нем, и он умер у меня на руках.

Интересно, ему дали имя? Мальчика похоронили вместе с Мальвой – и я не помню, чтобы кто-то называл его по имени.

Из травы появился Адсо. Кот выслеживал толстую малиновку, которая клевала червяков в углу сада. Я замерла, с восхищением глядя, как грациозно приникает он все ниже и ниже к земле. Последние футы Адсо преодолел чуть ли не на животе – прополз, замер, прополз, снова остановился, на долгую и волнующую секунду.

Он бросился на птицу так быстро, что я и моргнуть не успела. В воздухе полетели перья – все кончено.

– Молодец, кот, – похвалила его я, хотя внезапное проявление жестокости меня напугало. Не обращая на меня внимания, Адсо с добычей в зубах пролез под забором и отправился обедать.

Какое-то время я стояла на месте. Я пришла сюда не для того, чтобы найти Мальву – жители Риджа поговаривали, что призрак ходит по саду и ищет свое дитя. «Чего еще от них ждать», – с осуждением подумала я, надеясь, что ее дух упокоился. При этом мысли мои занимала Рэйчел – совсем другая молодая женщина, которая тоже скоро должна стать матерью и чей ребенок родится в этих краях.

Вместо старого садового ножа Джейми сделал мне новый – зимними вечерами в Саванне он вырезал рукоятку из китового уса, чтобы она идеально ложилась в мою ладонь. Я переложила нож из чехла в карман и скользнула лезвием по запястью.

От белого шрама у основания большого пальца сейчас оставалась лишь тонкая линия. Едва различимая, но если знаешь, где искать, обнаружить ее легко: вот она, в форме буквы J, прорезавшей мою плоть незадолго до битвы при Каллодене. Как напоминание.

Я осторожно помассировала кожу вокруг пореза. Капля крови упала на землю рядом с фитолаккой.

– Кровь за кровь. – Мои и так тихие слова заглушил шорох листьев. – Спи спокойно, дитя, и не причиняй нам вреда.

***

Не причиняй вреда. Что ж, ты пыталась. Как врач, как возлюбленная, как мать и жена. Я молча попрощалась с садом и пошла вверх по холму, к домику Макдональдов.

Я с удивлением осознала, что вполне невозмутимо размышляю о том, что собирается предпринять Джейми. Да, он взял ружье, но что дальше? Он пристрелит его издалека, как оленя у водопоя? Один четкий выстрел, толстяк и понять ничего не успеет.

Или же Джейми захочет посмотреть ему в глаза, сказать: «Готовься к смерти» – и дать ему шанс побороться за свою жизнь? А может, без лишних слов задушит голыми руками?

«Горец не может жить на одной земле с тем, кто изнасиловал его жену».

Лучше вообще не знать.

Йен застрелил Аллана Кристи из лука, будто бешеного пса, – и по той же причине.

В ту ночь, когда Джейми спас меня, его глаза пылали ненавистью. «Убить их всех», – приказал он своим людям.

Как он настроен теперь? Толстяка не осталось бы в живых, попадись он Джейми тогда, но с тех пор прошло много времени. Теперь все иначе?

Из тени я ступила на солнце, но никак не могла согреться – тьма Сада Мальвы следовала за мной. Я ничего не могла изменить. Это было уже не мое личное дело, а Джейми.

***

Дженни быстро шла мне навстречу по тропе с корзинкой в руках. Ее лицо светилось от радости.

– Уже?! – воскликнула я.

– Да, Мэтью Макдональд пришел полчаса назад и сказал, что у нее отошли воды. Он отправился искать Йена.

Мы все столкнулись во дворике перед домом: Мэтью весь раскраснелся с дороги, Йен же побелел, несмотря на загорелую кожу. Дверь была открыта, изнутри доносились женские голоса.

– Мама, – хрипло сказал Йен, увидев Дженни, и его напряженные от ужаса плечи немного расслабились.

– Не волнуйся, a bhalaich, – успокоила она сына и улыбнулась ему. – Мы с твоей тетушкой не раз через это проходили. Все будет хорошо.

– Бабушка! Бабушка! – Прибежали Жермен и Фанни, перепачканные с головы до ног – даже веточки и листья застряли в волосах. – Правда, что Рэйчел скоро родит? Можно нам посмотреть?

Как же быстро в горах разносятся слухи.

– Посмотреть, еще чего! – возмутилась Дженни. – Мужчинам при родах не место. А ну марш отсюда!

Расстроенный отказом, Жермен все же был доволен тем, что его назвали мужчиной.

– Я н-не мужчина, – не теряла надежды Фанни.

Мы с Дженни с сомнением посмотрели на девочку и переглянулись.

– Но еще и не женщина, правда? – сказала Дженни, хотя Фрэнсис заметно повзрослела – под рубашкой намечалась крошечная грудь, да и до первой менструации недалеко.

– Я в-видела, как рожд-даются дети.

– Ну ладно, – медленно кивнула Дженни.

Фрэнсис просияла.

– И что же нам делать? – с негодованием выдал Жермен. – Нам, мужчинам.

Я с улыбкой глянула на внука, а Дженни рассмеялась. Йен и Мэтью казались напуганными, Жермен – ошеломленным.

– Твой дядя уже сделал все, что надо, девять месяцев назад – и ты, дружок, в свое время сделаешь так же. А теперь вы с Мэтью уведите его куда-нибудь и напоите, хорошо?

Жермен с серьезным видом кивнул и спросил у Йена:

– Будешь вино Эми? Или лучше взять виски у дедушки?

Йен нервно посматривал на открытую дверь дома. Услышав похожее на стон ворчание, он отвел глаза и еще сильнее побледнел. Шумно сглотнув, Йен достал из своего кожаного мешочка на поясе что-то вроде свернутой звериной шкуры.

– Если… – Он собрался с мыслями и начал снова: – Когда родится малыш, завернешь его – или ее – в это? – попросил Йен, отдавая мне маленькую шкуру – мягкую и гибкую, с плотным бело-серым мехом. «Наверное, волчья», – изумилась я. Шкура нерожденного волчонка.