какую-то незамысловатую мелодию. Немного поодаль плелся Ранкир Мит, прихрамывая на одну ногу.

— Придумала! — радостно вскрикнула Ана. — У нас же еще есть пленники, да? Надо найти женщину с огромной грудью, ага. Аккуратно ее отрезать, ага. А затем пришить мне! Ага!

— Это больно, — машинально заметил Ачек, по привычке напряженно всматриваясь в темноту.

— Можно и потерпеть, — отмахнулась сектантка, демонстративно обидевшись, что он отнесся к ее идее без должного восторга. — Вообще, можно пришить Мелкой, например, три груди или четыре…

— Зачем?

Тормуна поперхнулась от возмущения, затопала ногами и, обвинительно указав на Ачека дрожащим пальцем, воскликнула:

— Ты меня совсем не слушаешь! Как мне, по-твоему, служить владыке, если я должна думать о том, что мне надо постоянно вдыхать и выдыхать воздух! Я… да я просто не буду дышать, вот и все! Поберегу силы для единственно истинного в жизни! Не буду дышать, хоть тут свежо и приятно пахнет!

У полубезумной девочки-сектантки были свои представления о свежести воздуха. В действительности, голодный ветер облизывал неровный настил трупов на мостовой, разгоняя тлен по улицам города. Белесый туман разил разложением, спертый воздух с тяжелым запахом крови щекотал ноздри и заставлял легкие конвульсивно содрогаться, тряпье на мертвецах, покрытое мочой, рвотой, слизью и гноем, размокло под моросящими дождями и добавило в новый аромат Донкара специфические тона. Нет, пахло в столице не свежо и уж точно не приятно.

Они вышли на галерею, с которой открывался чудесный вид на Донкар. Точнее, он мог бы быть чудесным, если бы не темно-синяя пелена бесконечной ночи и бледный туман, отблески и завитки которого напоминали о зловонии, царящем в разлагающейся столице.

— Ты узнаешь город, Ранкир? — спросил Ачек, не отрывая взгляда от улиц, где неспешно ползали едва заметные черные точки — сектанты сооружали живые алтари из мертвецов.

— Я не хочу говорить с тобой, — пробормотал убийца.

Очнувшись после того удара Тормуны на крыше одного из домов рядом с верхним кварталом, между Ранкиром Митом и Ачеком По-Тоно состоялся напряженный разговор. Они кардинально не сошлись во мнениях. Бывший наемный убийца Синдиката, ныне живущий одной лишь жаждой отомстить своему боссу, убивал ради денег и приобретения связей в преступных сетях Алокрии, которые могли помочь в достижении заветной мечты — добиться илийского дворянства, попросить руку Тиры На-Мирад у ее отца и законно жить с ней в браке, спокойно и ни от кого не скрываясь. А теперь она мертва. Но Ачек возглавил секту, положившись на какую-то свою истину, и убивал только ради смерти. Тысячи судеб людей оборваны и исковерканы его омертвевшей рукой, он не задумываясь причинял им те же страдания, которые каждое мгновение своего существования испытывал Ранкир. Товарищи по гимназии, встретившись при кошмарных обстоятельствах ночью на крыше, спустя год после выпуска совершенно не узнали друг друга.

"А я бы поболтал".

— Он сказал мне, что ты мертв, Тиуран, — буркнул Мит.

"Ты просто не понял его шутку", — возразил убитый Ранкиром рыжий бард.

— Снова беседуешь с Допом? — поинтересовался Ачек, оторвавшись от созерцания Донкара. — Мало мне было Тормуны, так теперь еще один сумасшедший…

— Что за бред ты несешь? — прорычал убийца. — Просто дай мне то, что я хочу, и оставь меня в покое!

Той ночью они заключили между собой договор. Ранкир рассказал Мертвой Руке о даре Нгахнаре — кровавом безумии, в котором он превращался в черный дым, обретал нечеловеческие возможности и скорость, убивал всех на своем пути, повинуясь законам жатвы багрово-черного владыки. И тогда По-Тоно предложил ему сделку — сила, дарованная смертью воплощенной, в обмен на информацию о местонахождении ячеек Синдиката. Осознав собственную неспособность обнаружить верхушку преступной организации, не говоря уж про самого босса, которого он и видел-то всего раз в жизни, убийца согласился, и в ту же ночь Ачек гениально развернул широкую агентурную сеть из наиболее талантливых сектантов. Недаром он так быстро дослужился в Тайной канцелярии до агента, несмотря на молодость и марийское происхождение. Нельзя сказать, что Ранкиру приносили удовольствие бесконечные смерти вокруг него, но это была единственная возможность отомстить за Тиру, за разрушенный идеальный мир, за лучшее будущее. Или прошлое?..

— Где я? — спросил Мит, очнувшись в постели.

Тиуран Доп пожал плечами и пошел по лестнице, ведущей на потолок. Скинув с себя тину, убийца выбрался из болотной лужи. Мимо него неторопливо проходили смутно знакомые люди, направляясь прямиком в топь. Они тонули в чавкающей жиже и смотрели на Ранкира. На их лицах застыли улыбки.

— Еще рано, спи, — ответил рыжий бард, спускаясь с потолка.

Он нес с собой пустую бутылку медовухи из Спасения. Убийца узнал ее. Шум катящейся по дощатому полу бутылки до сих пор стоял в его ушах, напоминая об ужасных событиях в городке, затерявшемся среди илийских лесов.

— Откуда она у тебя? — спросил Ранкир, с трудом ворочая распухшим языком.

— Что? А, это, — Тиуран нахмурился, копаясь в недавних воспоминаниях. — Нашел. Хорошая бутылка, ровная. Стеклодувы постарались на славу.

— Откуда? — выкрикнул убийца, вскакивая с кровати.

— Наверху нашел, — ответил бард, удивившись реакции друга. — Рядом с трупом Салдая. Ты чего так разволновался?

— Салдая Рика? Который был моим наблюдателем, когда я работал на Синдикат?

Обессилев, Ранкир упал на колени. Болото не упустило такой возможности и жадно проглотило его ноги. Спохватившись, убийца поднялся и перешел на твердый пол комнаты на втором этаже таверны в Спасении, до которой пришлось долго идти по каменным мостовым Донкара. Яркое солнце за это время дошло до зенита, немного повисело в нерешимости и стало клониться к северу, куда его сдувал ветер.

— Южный ветер… — пробормотал Мит, заметив странный закат. — Дорана, ты знаешь что-нибудь про южный ветер?

Дочь Ванара смутилась и отрицательно помотала головой. В руках она несла переломанные ноги Паланы, от которых избавил свою жену любящий сапожник.

— Я тоже ничего не знаю, — сказал убийца и обратил внимание на ее ношу. — Тебе не тяжело? Давай мне три, а ты две оставшиеся понесешь. Раз я твой названный муж, то давай хоть поддержим видимость…

Взяв у сияющей счастьем Дораны три сильных и красивых ноги ее матери, которая до начала гражданской войны была танцовщицей, он побрел дальше.

— Почему ты молчишь? — поинтересовался Ранкир, когда тишина проселочной марийской дороги начала давить ему на голову.

— Просто не могу понять, зачем ты тащишь их с собой, — ответил Тиуран, кивнув в сторону трех весел в руках убийцы.

— Мы поплывем.

— Почему их три?

— Кого?

Доп достал кружку и налил в нее медовуху из пустой бутылки.

— Держи, ты плохо выглядишь, — обеспокоенно произнес бард, поднося ароматный напиток стоящему на