— для вас?

— Да для партизан.

— Подходи сюда!

Подпустив его к себе на расстояние десяти сажен, мы вызвали дежурного по караулу.

Дежурный, забрав у пришедшего винтовки и патроны, привел его в заход. Винтовок оказалось пять штук и немного патронов.

Мы стали рассматривать прибывшего. Он казался мальчиком, с почти детским лицом. Руки у него были белые. Он дрожал не то от холода, не то от испуга. Мы с подозрением поглядели на винтовки и спросили:

— Неужто из города пёр?

Прибывший просто ответил:

— Да, из города. Силы у меня много, я мог бы еще столько принести.

— А как твоя фамилия?

— Бредский. Я рабочий.

Дежурный по караулу взял его с собою и ушел в штаб.

— Что-то подозрительно, — сказал мой товарищ по караулу, когда они ушли.

— Ты подумай: тщедушный, а сколько винтовок пёр из города!

— Да и на рабочего не похож, нежный, — поддержал я товарища.

Наутро партизаны, свободные от нарядов, наперерыв спешили к выходам — скорей согреть свое иззябшее тело.

Вывели и Бредского.

— А ну, ребята, кто на экскурсию? Выходи!

На экскурсию — значит смотреть вновь прибывших. Партизаны, толкаясь, партиями валили наверх.

Бредский сидел в одиночестве, греясь на солнце. Он весь посинел от холода. К нему подсел один недавно пришедший к нам матрос и спросил, пристально вглядываясь в него:

— Что, братишка, замерз?

— Да, есть немножко, — отвечал Бредский, а у самого зуб па зуб не попадал.

— А где ты, братишка, работал?

— Я в лавке служил. А больше чернорабочим, — отвечал Бредский, глядя себе под ноги. И с обидой в голосе спросил: — Что это, экзамен? Не беспокойся, я свой.

Матрос посидел еще немного, затем ушел.

Через некоторое время вернулся с другим партизаном, Павлом Овчинниковым.

Тот издали посмотрел на Бредского и кивнул матросу головой.

Они оба тотчас же направились в штаб и донесли, что они узнали Бредского, он — агент контрразведки.

Когда привели Бредского, он принял вид невинно обиженного.

Волнуясь, говорил:

— Что вы это? За кого вы меня принимаете?

— Да вы не беспокойтесь, — говорил ему узнавший его матрос.

Посмотрев на Бредского, Назаров спросил:

— Вы, молодой человек, зачем сюда пришли?

— Как зачем? — криво улыбнулся Бредский. — Бороться.

— С кем?

— Как с кем? С белыми, конечно.

— А еще с кем?

Бредский совсем растерялся.

— Господи, да я уже сказал — с белыми!

— Ведь вы же контрразведчик!

— Да позвольте! На каком же основании?

— А тебе нужно основание?! Вот этих ты знаешь? — спросил его Назаров, указывая на матроса Антарова и на Овчинникова.

— Нет, не знаю.

— Но зато они хорошо тебя знают.

— Ах, ты… ты меня не знаешь? — крикнул матрос. — А когда я сидел, ты кого бил в лицо револьвером? А этого ты тоже не знаешь? — указал матрос на Овчинникова.

Бредский молчал.

— Молчишь?! Расстрелять его, сукина сына! — крикнул не своим голосом матрос.

Назаров отвел занесенную над Бредским руку матроса и сказал:

— Если он признается и все расскажет, мы его не расстреляем.

Бредский побледнел. Как сноп, рухнул он на колени и стал молить о прощении.

Он сознался, что служит в контрразведке, что он гимназист, сын торговца, и что его за большую денежную награду послали работать в партизанский отряд.

Желая задобрить штаб, он сам расшил подкладку своего длинного пальто и достал оттуда документ, в котором значилось, что он послан для работы по ликвидации партизанского отряда.

— Ага, вот ты какой, братец! Теперь все ясно.

— Ну, уводите, — сказал Назаров.

— Куда его, товарищ командир? — спросили партизаны.

— Ну что, не знаете? Учить вас надо?

Бредского взяли и поволокли по туннелю.

Через минуту мы услыхали в отдалении выстрел.

7. ЗАХВАТ ИНЖЕНЕРА

Пришел к нам из города, из ячейки, Хрони Василий и сообщил, что в Керчь прибыл какой-то военный инженер, начальник подрывной команды, который взрывал Петровские каменоломни. Это был изобретатель. Он придумал по новому, усовершенствованному способу взрывать каменоломни. До этого в бурку закладывали по шесть–восемь бочонков динамита. Инженер достигал тех же результатов при помощи одного бочонка динамита. При его участии были взорваны и ликвидированы Петровские каменоломни. Теперь он должен был приняться за ликвидацию Аджимушкайских и Старокарантинских каменоломен.

Штаб решил убрать этого необыкновенного спеца, иначе он подымет на воздух и разрушит наше последнее убежище. Было выделено из отряда три человека, к ним присоединился четвертый, Хрони Василий. Мы отправились в Керчь часов в десять вечера. Инженер жил на Константиновской улице.

Хрони подошел к парадной двери. Он был одет в фуражку техника и в коричневый френч. На звонок вышел инженер. Хрони сказал:

— Я прибыл сейчас из крепости, вы должны немедленно туда выехать по весьма важному делу. Старокарантинские каменоломни сейчас атакованы, взяты в кольцо, и генерал Губатов просит вас немедленно к нему явиться.

— А вы кто?

— Я техник штаба укрепленного района при генерале Губатове. Разрешите, господин полковник, позвонить по телефону в гараж штаба? — сказал Хрони, делая вид, что разыскивает телефон.

— К сожалению, в моей квартире телефона нет, — отвечал полковник, напяливая на себя защитного цвета френч с широкими погонами.

— Ну, ничего, тогда подъедем к коменданту и там возьмем машину.

Инженер поверх френча надел большой брезентовый плащ.

Мы стояли у фаэтона, когда открылась дверь и появились инженер-полковник с Хрони.

— Удобно ли вам будет в этом фаэтоне, господин полковник? — спрашивал его Хрони.

На дворе было уже темно.

Не успел полковник ответить, как двое из нас вынули наганы и сунули ему под самый нос. В то же время сзади раздался сухой стук взводимого курка и стальной голос Хрони:

— Ни слова! Вы арестованы!

За городом, взяв под руки обомлевшего инженер-полковника, мы повели его по степи, продолжая держать наганы, направленные прямо в затылок. Отобрав у него браунинг, мы направились в каменоломни пешком, а Хрони в своей фуражке техника уехал в фаэтоне.

Часа в два ночи мы доставили инженер-полковника в каменоломни. Это был упорный человек, он не желал даже говорить с нами, не спрашивал, куда его увозят, а только тяжело вздыхал, затем он долго и дерзко ругался, что его так ловко обманули. Тут же вскорости его пришлось заколоть штыком, партизанским штыком от трехлинейной русской винтовки, — жалко было тратить патрон.

8. НАЛЕТ НА КАЗАРМЫ

Спустя два дня штаб получил сведения, что в город прибыла какая-то часть, состоявшая исключительно из офицеров и юнкеров. Она расположилась в городе, в Босфорских казармах. Штаб решил произвести нападение на эту белогвардейскую часть.

В ночь на двадцать четвертое апреля небольшой отряд под командой комиссара Бардина на подводах отправился к Босфорским