class="p1">– Скушновата, – заметил Санька с видом знатока. – Люблю повеселее.

– А вот… слушай:

Стоить гора высокая

Попид горою гай, гай…

Зэленый гай, густэсенький,

Нэначе справди рай!

Пид гаем вьется риченька,

Як скло вода блестить,

Долыною зэленою

Кудысь вона бижыть.

Край берега, у затышку

Привьязани човны,

А три верби схилилися,

Мов журяться воны.

Шо пройде красне литечко,

Повиють холода,

Осыплэтся их лыстячко

И понесэ вода…

Журюсь и я над ричкою,

Бижить вона, шумыть,

А в мэне биднэ сердэнько

И млие, и болыть.

Болыть воно та журыться,

Шо вэрнеться весна,

А молодисть не вэрнеться,

Не вэрнеться вона!

– Эта песня, Даша, умна и красива, – задумчиво покачав головой, сказал Санька. – Ты молодец, Даша! А я песен не знаю…

– Не беда… Захочешь – узнаешь. Слышала, одна цыганка говорила: «А, дорогой, если захочешь, то на гору вскочишь, а не захочешь, то и под гору не сойдёшь».

Санька рассмеялся – умная поговорка. Цыганок слушай – не переслушаешь. Они тебе нагадают златые горы, а уйдёшь, если што было, с пустым гомонком. Дашутка, попроси, споёт не только русские да украинские, а даже татарские и бурятские песни. Наслушалась материнового пения, когда та напевала зимними вечерами, сидя у камина за прялкой.

– Тебе рассказать былину про горькое яблоко? – не веря, что Даша согласится, спросил Санька.

– Горьких яблок не бывает!

– В Подкаменское привозили… Мы с братом Кольшей покупали.

– Наверно, вас обманули… Забавно – горькое яблоко?.. Ну, расскажи, – насторожилась Дашутка слушать.

– Скопили мы с Кольшей серебрушек и пошли в сельповский магазин. А што купить и не знаем. Што-то надо – и вся забота… Магазин на возвышенном месте, с высоким крыльцом, бывший купца Пашкова. Заходим, будто взаправдашние покупатели. Хочется какого-нибудь фрукта, сроду не пробовали. А вот и попали на глаза жёлтые колобки – не иначе какой-то фрукт, может, даже желанное яблоко. Денег хватило на один колобок покупки. Откусываю первый – во рту загорчило, будто огнём опалило. Не говоря ни слова, передаю колобок Кольше, тот, откусив, сморщился: купили отраву? Да не может быть! Бросаем колобок через ворота в сельповскую ограду – ешьте сами! А колобок по наклонной площадке из подворотни скатился к нам. Ещё пуляем – опять у наших ног. Хотели – ешьте! Третий раз, видно, попал в канавку – застрял.

– А я догадалась, што вы купили! – воскликнула Дашутка. – Лимон!.. Угадала?

– Ага…

– Пастушком тебе нравится?

– Нравится не нравится – надо… У нас семья большая, помогать надо. Заработаю, тогда куплю настоящих яблок.

– Желаю, чтоб много-много…

Даше радость сподобиться в суждениях наравне со взрослыми… Мама Дора Семёновна отговаривает старшего сына Николку идти на войну с японцами. Николка совсем ещё молод – какая война?! Попадёт под первую пулю. Не унимается храбрый парень. Жжёт сердце обида – отвернулась любимая девушка, прилипла к другому. Пусть знает, кого отвергла… Дашутка рядом с мамой. Жалко, если Николка, такой ласковый и внимательный, уедет. И, сдерживая слёзы, говорит: «Коленька, родной, послушай меня! На войне убивают… Если тебя убьют, я изведусь горькими слезами. Не уходи! Будь рядом со мной и с мамой…»

И вдруг, словно закружило вихрем, Даша спросила:

– А ты, Сань, дома с девчонками дружишь?

– Не…

– Пошто?

– Не знаю.

– Наверно, робеешь?

– Ага… Как-то страшусь прикоснуться – непривычно.

– Привыкать надо… – и будто жалея потерять случай, сказала: – А ты про любовь что-нибудь слышал?

– Говорят, а сам не видал…

Даша мило улыбнулась – вот он какой Саня, любовь, как яркий платок, хочет увидеть. Да она, кто-то мудрый молвил, приходит чувством, будто зарево вечной тайны.

– Все люди любят, – пожимая Санькину руку, сказала с придыханием Даша. – Полюбишь кого-нибудь и ты…

Растревожила Дашутка чистую Санькину душу, но светлая мечта сегодня казалась ему далёкой-далёкой…

* * *

Закукарекали первые петухи. Заголосили с короткими промежутками времени один за другим, будто на строевой перекличке солдаты. На чьём подворье веселье, Санька угадывает легко – бывал и видел задиристых драчунов, иных даже соблазнял подраться. Вот задиристо трубит, натужась, старый кочет на Маврином дворе. Сорвался, едва начав, молодой петушок Остапа Кацубы – щеня лает, на старших глядя. И сторожевой петушиный хор, обойдя всё село от края до края, замолк в ожидании нового срока… А на восточном ангарском берегу, над темнеющими в сумерках лесистыми сопками, уж махнула розовой метёлкой, осветив низкий край неба, утренняя заря. Прячутся, сторонясь её света, звёзды. Заря, хмелея от радости, разрастается и, охватив весь восточный горизонт розовым пламенем, окунается в Ангару. Повеселела, приветив желанную гостью, река…

Дашутка, вспугнутая заревом, спохватилась:

– Приду домой, а дома спросят: «Ты где же, доченька, была?» А я скажу: «В саду гуляла, цветочки аленьки рвала…»

И Даша, чуть коснувшись горячими губами Санькиной щеки, сорвалась с места и скоро пугливой ланью скрылась в утренних сумерках.

Чуден был вечер. Чудное наступило утро. Ночи как не бывало – потерялась! В памяти – черёмуховый куст и сидящая на суковине ликующая Дашутка…

Скоро уж и собирать на росистой луговине стадо, но чудно – спать Саньке не хочется. Выспится в балагане под волшебный шёпот заветной берёзы, когда придут на стойбище…

Рядом с человеком-волшебником

Этот воскресный день (был он по Санькиному рабочему календарю тридцатым) запомнится событиями, которым, расскажи, и поверит не всякий. Утром, провожая коров, встретились на луговине Мазулиха с Ежихой и давай, обнимаясь, целоваться, как давние неразлучные подруги. Стоявшая поодаль тётка Мавра, увидев дивную картину и повернувшись лицом на восток, перекрестилась. Кто видел это, подумает, что после сельского схода в Калачном наступил долгожданный мир.

В полдень, когда стадо паслось в перелеске, возле знаменитой борозды, впервые проложенной трактором, где Санька оказался тоже впервые, он увидел заросшее высокой ветвистой травою поле. Стоят рядом два приметно оформленных щита с надписями. Надпись на первом гласит: «Здесь 20 июня 1929 года тракторист Фёдор Исаков на тракторе «Фордзон» проложил первую колхозную борозду»… На другом: «Опытное поле учёного П.Л. Гончарова». Про «Фордзон» Саньке понятно – дали колхозу трактор. Радости нет предела… Молодой тракторист Федя Исаков под возгласы ликующей толпы на тракторе с трёхлемешным плугом прокладывает глубокую борозду. А что за опытное поле учёного Гончарова? Зачем оно тут? Санька не знает, да узнать особого желания нету – что забивать голову пустяками?

Пока пастушок рассуждал, стадо накинулось было на ярко-зелёную траву.

– Отгоняй, Сань, отгоняй! – кричит дядя Роман. – Туды нельзя!

Почему же нельзя? Корм-то отменный! Наедятся коровушки вдоволь и