Харше нравилось мысленно посещать эту местность. Она возникала после нескольких часов непрерывной медитации. Попадая туда снова, в теле ощущалась легкость, воздушность, а в уме – безмятежность. Безликий простор наполнял ее спокойствием, одновременно с неким раскрытием, словно сам ум выворачивался наизнанку, становясь всепоглощающим в попытках достигнуть краев, заглянуть за горизонт этих земель, увидеть, что находится за этим небом. Но когда она намеренно ждала появления этой долины, видение не приходило. С течением времени, когда она всё чаще и чаще бывала там, а приходило оно всё легче и легче, ум Харши начал кучниться. Это было странное слово, но именно так она охарактеризовала происходящее. Ее ум постепенно становился облаком, пытающемся взлететь в небо, чтобы оттуда увидеть грядущее. Все время казалось, что за горизонтом что-то происходит, что оттуда навстречу к ней идет нечто очень важное, что нельзя пропустить, точно так же как появление и уход таинственной тибетской девушки с браслетами на голых щиколотках. Если бы она могла себе представить, как течет время за пределами её пещеры, то поняла бы, что пытается найти отгадку уже больше трех недель. Она не могла мерить периодичность постукивания Аймшигом палочкой по замурованным камням, потому как сразу же забывала о том, как давно он не приходил. И если бы он забыл про нее, то и она вспомнила о себе не раньше, чем через месяц. Поэтому не обратила внимания, что в этот раз постукивания, доносившиеся снаружи, поступили гораздо раньше обычного. Церин не выдержал правил, установленных вампиром и сам пришел к ней. Он не думал ни о чем наперед, желая лишь одного – увидеть ее руку и убедиться, что Аймшиг не врет и Харша еще жива. Услышав звук, йогини поползала за ведром и только тогда заметила, что оно до сих пор наполовину наполнено водой. Видимо, стала забывать есть и пить. Когда камень отодвинулся, и наружу вытянулась тонкая с синими венами ручка, Церин не выдержал, схватив ее ладонь обеими руками. Харша хоть и не ожидала прикосновения, но руку не вырвала, только сжала легонько в ответ, приветствуя. В тот день, она рассудила это как знак и когда он ушел, принялась выбивать раствор из камней. Через несколько дней, когда подоспел Аймшиг по своему графику, она уже закончила, скидывая камни вниз со склона, очищая площадку и щурясь яркому солнцу.

Она была так слаба, что им обоим пришлось переносить ее, держа в воздухе. Церин глядел на нее во все глаза, с особенным, щенячьим благолепием. В пещере она вовсе не стала краше, наоборот, лицо еще больше осунулось, побледнело, кожа приобрела землистый, зеленоватый оттенок. Она поправлялась больше месяца, перед тем как отправиться дальше.

3:30 Старый йогин резко открыл глаза. Сидя со скрещенными ногами на подстилке из обрезков одеяла, он ждал пока станут видимыми тени предметов. Потянулся к табурету, служившему тумбочкой, за стаканом воды, вытирая текущие по щекам слезы. Шмыгнув пару раз носом, поднялся, выпрямившись перед алтарем. В темноте невозможно было различить ни нарисованных глаз божеств, ни сложенных друг на друге маленьких медных плошек для подношения воды в правом уголке каменной полки. Он долго стоял, вглядываясь в темноту, повторяя про себя произнесенные уже миллионы раз фразы благопожеланий. Поднял над головой сомкнутые ладони рук, задержав их там на несколько секунд дольше обычного, опустил ниже, прижимая ребра ладоней ко лбу, потом поднес к горлу и остановился на уровне сердца. Скользящим, мастерски исполненным движением, ловкость в исполнении которого обретается лишь с многолетним опытом, плавно проведя по полу руками, лег на землю и замер в полном простирании. В его скромном жилище не было слышно ни звука. Ночная темнота еще не отступила, но небо уже озарялось дальним светом приближающегося солнца. Он лежал долго, недвижимо, не в силах подняться и остановить падающие на пол крупные капли слез.

4:00 Аймшиг открыл глаза. Чудилось, что зверь притаился в кустах. Вампир вальяжно возлежал в гамаке, завязанном меж двух невысоких скрюченных деревьев. Возле потухшего костра спала Харша, свернувшись клубком, пряча, как обычно, свое змеиное тело от посторонних глаз под накинутым легким покрывалом. Ночь в этот раз была тревожной. Аймшиг беззвучно поднялся, выискивая глазами источник своего беспокойства. Принюхался. Из-за кустов на него тоже смотрели принюхиваясь. Догадавшись, кто это был, вампир лег обратно, небрежно закинув ноги в гамак. Тот снежный барс, которого пригрела Харша, все бродит за ними в поисках пищи и ласки. Всегда боялся его, к ней же шел почему-то. Даже дотронуться смогла пару раз до его благородной морды рукой. И теперь вот сидит в кустах и разглядывает ее. И чего ему не живется свободным? Аймшиг повернулся на бок и снова уснул.

5:14 Харша со вздохом потягивала руки, продираясь сквозь дебри сонливости. Когда они начали странствовать, каждое пробуждение для нее было сродни героизму. Страшная ломота во всем теле и усталость, такая, что казалось, и глаз не можешь открыть, посещали ее регулярно. Ближе к девяти утра, она раскачивалась, приходя в норму. Больше не сидела в долгой медитации. Сейчас ей казалось важнее нечто другое. Что бы не делала, ни на минуту не прекращался в ее уме непрерывный анализ своих чувств, ощущений, мыслей. Следила за каждым своим движением, отмечая мельчайшие тонкости прикосновений, дыхания. И даже утренняя тяжесть ощущалось ею не как наказанье, а своего рода приятная нега. Ощущения, даже самые неприятные, если за ними внимательно следить, прекращают быть твоими врагами. И каждое из них становилось для нее очередным проявлением светоносности ума, каким бы оно не было.

Как и Аймшиг, она повернула голову к кустам, заметив в предрассветных сумерках светлое пятно. Улыбнулась. Мощный кот любопытно подглядывал за ней перебирая толстыми мохнатыми лапами на месте. Потом задремал.

Нужно было начинать утреннюю сессию, но она все никак не могла отойти от преследующего долгие месяцы видения. Сегодня в безлюдной пустыне под открытым небом у нее образовалось стойкое ощущение, что тот, кого она так долго ожидает, проводя здесь целую вечность, вот-вот придет, проявится. И без того замерший, застывший во сне пейзаж, превратился в простую картинку, словно перед тобой поставили огромный лист картона с рисунком, рекламный баннер, и нечто уже притаилось за ним, в напряженном прыжке ждущее своего момента, чтобы броситься навстречу, разрывая преграды, ломая препятствия. Поймав себя на снедающем внутренности любопытстве, Харша очнулась, осадила себя и села медитировать. Надо избегать привязки к этому чувству. Лишь одно из сотен других проявлений ума.

– Опять расселась и сидит. – Аймшиг подошел из-за спины, с охапкой хвороста. – Давай потом, а? Чаю надо попить. Как ты без чаю? Ведь это они сделали из тебя чайную наркоманку. – Он говорил, нарочно отчитывая ее, в глубине души ощущая отеческую заботу.

Харша открыла глаза и слабо улыбнулась. Он продолжал не глядя.

– Ну вот что ты все сидишь и сидишь? Хоть какой-то в этом прок есть? В чем смысл-то такого сидения? Я понимаю еще, если бы делала что-то, а то дремлешь целыми днями.

Он уселся со скрещенными ногами, подсовывая в потухшие угли хворост и навешивая над ним пузатый чайник, с которого стекали холодные капли. Харша не отвечала на его вопросы, как-то рассеяно оглядываясь по сторонам. Сильный порыв ветра шатал низкие, кряжистые, словно исковерканные суровой природой деревья и кустарники, срывая и унося вверх первые желтеющие листочки. Один из них прибился прямо к ее черной кружевной юбке. Подняв его тонкими пальцами, она разглядывала полупрозрачные жилки на свету.