Между бровями у пожилого врача собрались глубокие морщины, и он пощипал их пальцами. Затем, некоторое время помолчав, медленно, периодически запинаясь, ответил на вопрос Кёгокудо:

– Если смотреть на это широко… то в этом нет ничего такого уж необычного. Однако вероятность, что это случится, ужасно низкая. Правда, за свою короткую жизнь… дважды, я аж дважды принимал такие роды. Так что, пожалуй, можно согласиться, что сказанное вами по большей части правильно.

Кёгокудо внимательно дослушал его ответ до конца и вновь повернулся к управляющей делами клиники. Эта женщина, раньше походившая на величественную жену самурая, теперь казалась совсем крошечной. Поймав взгляд Кёгокудо, она слегка опустила голову.

– Госпожа, ваш первенец… ребенок, рожденный тридцать лет назад, родился без головы, не так ли?

Ребенок, родившийся без головы!

Так, значит, тот младенец с лягушачьим лицом из видения Энокидзу – ребенок, на которого в легенде было наложено жабье проклятие, – которого тридцать лет назад видела Томико Савада… это был «безголовый ребенок» – анацефал, страдавший от врожденного порока развития, при котором отсутствует часть мозга и закрывающих его костей черепа![129]

Несколько лет тому назад в исследовательской лаборатории университета мне однажды показали фотографии такого несчастного обреченного младенца. С полностью отсутствовавшей верхней частью головы, начиная от бровей, с двумя выпученными глазами он был в точности похож… на лягушку.

Внезапно почувствовав приступ тошноты, я зажал рот ладонью.

– В родословной семьи Куондзи – хотя я не уверен, правильно ли здесь говорить о «родословной», – вероятность рождения подобных младенцев‐анацефалов всегда была необыкновенно высокой. Причина этого неясна. Только это не является следствием проклятия или одержимости. Это медицинская проблема. Она стоит в одном ряду с болезнями и травмами. Это не то, чего нужно стыдиться, и не то, что следует скрывать. Однако в провинции люди были вынуждены так поступать. Не только «безголовые дети», но и другие младенцы, появившиеся на свет с наследственными аномалиями и пороками развития… все они без исключения не получали достойного обращения и адекватной медицинской помощи. Печальная действительность. Да и сейчас все не особенно изменилось.

Кёгокудо прервался, чтобы посмотреть на реакцию пожилой женщины. Она выглядела глубоко опечаленной; казалось, ей помогали сдерживаться лишь все еще остававшиеся у нее крупицы воли и душевной стойкости.

– В народных сообществах младенцев с врожденными уродствами и инвалидностью иногда принимают с радостью, веря в то, что они приносят счастье; но также нередко их убивают, считая «детьми-демонами» или «злыми духами». Случай семьи Куондзи – именно последний. Рождавшихся в каждом следующем поколении «безголовых детей» хоронили во мраке, как про́клятых. Это тянулось долго и непрерывно, превратившись в традицию. Но за это нельзя упрекать. Потому что в народном сообществе прошлого это было само собой разумеющимся. Однако времена поменялись. По крайней мере, ваша мать уже не была обязана следовать этому обычаю. Тем более вы.

Это было последней каплей для Кикуно Куондзи, и она разрыдалась. Ее муж, сидевший рядом, посмотрел на жену с состраданием и начал медленно рассказывать:

– Что до меня, то я всегда терпеть не мог суеверия. Когда я женился на девушке из этой семьи… что ж, дурных слухов было предостаточно, и отчасти меня привело в дом Куондзи решение бросить вызов этой тенденции. Я думал, что сотру в порошок эту дурацкую старую традицию. Вот только стена оказалась крепкой. Впрочем, несмотря на это, поначалу я изо всех сил принялся за дело… это было время, когда Кикуно забеременела нашим первенцем. Тогда моя приемная мать позвала меня к себе. Она сказала, что если наш первый ребенок будет мальчиком, то он должен быть убит. «Будь готов к этому» – так мне было сказано. Я был просто в бешенстве. Однако… ребенок родился анацефалом. Я сам принимал роды. Это был шок… когда моя приемная мать увидела этого ребенка, она внезапно…

– Прекрати! – громко, как маленькая девочка, закричала плакавшая пожилая женщина.

– Она его убила? – спросил Киба. – Если убила, то это было убийство. Не имеет значения, что это был ее собственный внук и какие у этого ребенка были нарушения; если убила – то убийство! А вы что, просто молча смотрели?!

– Господин следователь, вы так говорите… но «дети без головы» крайне редко рождаются живыми. Даже если они и рождаются живыми, то живут не больше нескольких минут. У них ведь нет головного мозга. В тот раз… судя по всему, ребенок родился мертвым. У меня даже не было времени это установить!

– Но все же, – Кёгокудо взволнованно обратился к Кибе, – что бы они ни совершили, этим людям пришлось увидеть, как на их глазах умирает их собственный ребенок. Они уже получили более чем достаточное наказание. Пожалуйста, не упрекай их так жестоко. В конце концов, даже современная медицина не силах определить, кто родится – мальчик или девочка; будут ли у ребенка врожденные патологии и прочее в этом роде, остается непонятным до последнего[130]. Тем более не говоря уже о медицинской науке прошлого. Если б они отказались производить на свет детей из-за того, что имелась вероятность рождения ребенка с нарушениями, их род давно прервался бы. Как бы то ни было, Куондзи, зная об этом, все равно рожали детей, а в случае наличия у них врожденных патологий – убивали их согласно принятым в народном сообществе правилам. Им не оставалось ничего иного, кроме как смириться с этим способом, ведь ребенок в любом случае умер бы.

Кикуно плакала, закрыв лицо ладонями. Кёгокудо некоторое время молча смотрел на нее, а затем спросил:

– В связи с этим я хотел бы узнать, каким способом бабушка этого ребенка – ваша мать – оборвала его жизнь? Об этом, должно быть, горько говорить, но я не могу не задать этот вопрос… возможно, это станет важнейшим ключом к пониманию того, что происходило на протяжении многих лет.

Вместо своей жены, не отнимавшей ладоней от лица и продолжавшей плакать, ответил директор клиники:

– Моя приемная мать… у нее был камень. Она принесла с собой камень. Ребенок даже не плакал. Он не издал первый крик новорожденного. Моя приемная мать отняла у меня младенца, у которого еще не была перерезана пуповина, положила его на пол и, монотонно повторяя что-то вроде заклинания, ударила камнем. Если сначала я сомневался насчет того, был ли он жив… то после этого…