Он не успевает продвинуться дальше в своей речи, потому что с неба начинает сыпаться гравий. Мелкие камешки один за другим падают к его сапогам откуда-то сверху. Я оглядываюсь вокруг и вижу двух сестер из Уппсалы, они стоят вплотную друг к дружке и нагибаются, чтобы подобрать еще гравия, косичкобородый направляется к ним, желая остановить, но гравий летит снова, кое-кто из младших мальчишек тоже начинает кидаться, сначала они метят под ноги и по ногам, потом все выше, камешки отскакивают от номерного знака грузовика, дядька прикрывает лицо мегафоном, взрослые галдят, заглушая друг друга, и тут я замечаю, как коматозница размашисто шагает к столу с термосами – у всех термосов ручки сверху, на самой крышке, – она выдвигает ручку и наклоняется для замаха, и в то мгновение, когда она, раскачав, запускает термос прямо над площадкой и он с глухим ровным пластиковым хлопком ударяется о торс здоровяка, у меня возникает бредовая ассоциация с легкой атлетикой: на занятиях я видела девочек, которые тренировались в толкании ядра, а может, в метании диска, не помню точно, но при этом они задействовали все тело; а потом дядька, пошатнувшись, валится на колени и даже не испуганно, а очень злобно глядит на детей.

И тут вперед выступает Эмиль, все еще босой, все так же в одних трусах, он расставляет руки, обороняясь от камней, становится перед резервистом, чтобы защитить его, хотя нет, он снимает с шеи красную гитару и хватает ее за гриф, а потом со всей силы опускает на затылок резервистского дядьки, трещит разлетающееся в щепки дерево, и косичкобородый орет, и толпа, находящаяся за пределами кемпинга, устремляется сюда, некоторые едут на мотоциклах, они в черных шлемах и кожаных куртках, и голландобельгийцы ввязываются в драку с несколькими парнями, которые были на площадке для пикника, и я чувствую мамину руку, слышу ее шепот: «Не смотри не смотри», и Аякс бежит, лавируя между людьми, поводок волочится вслед за ней, болтается из стороны в сторону, собака спешит ко мне, прижимается к моим ногам, я собираюсь сказать ей «покрутись» или «дай лапку», а потом вспоминаю, я же гуглила команды, там были такие: «Место! Дай! Ищи!» – и я хватаю Аякса за цепь на шее, наклоняюсь и шепчу: «Голос!» – и она лает, лает так, что звук разлетается громовым эхом, лает так, что все тело колет как иголочками, хриплый, режущий ухо рык, от которого люди замирают на месте и как бы инстинктивно съеживаются, я вижу, как главврач-доцент невольно скрючился и прикрыл пах рукой, Аякс все лает и лает, я чувствую, как на ее мощной шее двигаются мускулы, и я гоню панику, гоню первородный страх, подавляю желание разжать цепь и пуститься наутек, я все кричу: «Голос! Голос! Голос!» – и одновременно прокладываю нам с собакой путь сквозь сутолоку, мимо людей, которые сжимаются, отшатываются, отбегают, я подхожу к резервистскому дядьке, лежащему на животе, вокруг его головы расплывается пятно крови и валяются в беспорядке деревянные и металлические обломки и обрывки струн, я нагибаюсь и беру мегафон, нащупываю красную кнопку, нажимаю.

– Вот как мы теперь поступим, – начинаю я.

Никто не слушает, Аякс все так же рычит и лает, я ласково хлопаю ее по голове, шепчу «тихо», и, глухо рыкнув, Аякс смолкает; боже, вот это профи.

– Вот как мы теперь поступим, – повторяю я. – Мы сегодня же освободим лагерь. Все съезжают. Долой палатки. Съезжаем со всем барахлом. Собираемся и сваливаем. Сегодня же.

Все изумленно пялятся на меня, тычут пальцами, перешептываются, косичкобородый стоит и качает головой, мама остолбенела от ужаса, Родос с ухмылкой вопрошает: «И куда же?» – остальные вторят ей: «Куда же?» – а один из реттвикских парней на мотоцикле говорит: «Все дороги перекрыты, куда ж вы денетесь?» Я гляжу на него, снова поднимаю мегафон и указываю в сторону городка:

– Мы отправимся в ваши дома. Будем спать на ваших диванах. Принимать душ и ходить в туалет у вас дома, а если уж понадобится экономить воду, будем делать это вместе; мы будем есть вашу еду, а если она кончится, будем вместе добывать новую, будем вместе заботиться о наших детях, а когда возникнут проблемы, будем вместе искать решение.

Кто-то начинает хохотать, кто-то выкрикивает мерзкие ругательства, а я стою рядом с собакой, стараясь сдержать дрожь. Резервист лежит передо мной на земле, он тяжело и хрипло дышит.

– Вы думаете, сейчас тяжело, но с каждым годом все будет становиться гораздо хуже, ужаснее и безумнее, все эти пожары, ураганы, пандемии, потопы, беженцы, весь этот хаос и ад… и если будет как сейчас, вы и нескольких дней не продержитесь.

Но они уже не слушают меня, все орут друг на друга: бородатый папа, главврач-доцент, косичкобородый, парни на мотоциклах и остальные, а я всего лишь четырнадцатилетняя девчонка, дрейфующая во вселенной четырнадцатилетняя девчонка, у которой родители в разладе, четырнадцатилетняя девчонка, которая влюбилась не в того парня, короче, просто нелепая четырнадцатилетка; и я пытаюсь посмотреть на них, поймать их взгляд, мне надо бы сказать им, что я проторчала в этом долбаном убогом лагере для беженцев целую неделю и с меня, блин, хватит, надо сказать им, что у меня пропала сестра, а еще брат, и папа, и мужчина, которого я выдавала за своего дедушку, я сразу вспоминаю о Мартине, о его смерти, обо всем, что случилось с тех пор, дни наваливаются на меня тошнотворной горой жирных взбитых сливок, а потом я улавливаю запах лапши с курицей и понимаю, что вот-вот упаду в голодный обморок, и тут тонкая бледная рука вытягивает у меня мегафон.

– ВНИМАНИЕ! – произносит Линнея.

На ней уродская синяя униформа, на шее платочек, волосы заплетены в аккуратные косички, голос мягкий, но уверенный, она явно привыкла раздавать команды, а за ней десять, двадцать, тридцать человек молодежи и взрослых в такой же одежде, они стоят, выстроившись колонной.

– МЫ ИЗ СКАУТСКОГО ОТРЯДА РЕТТВИКА, КОРОЧЕ ГОВОРЯ, ЧЕРЕЗ ДВА ЧАСА СОБИРАЕМСЯ ЗДЕСЬ ДЛЯ РАЗБОРА И СНОСА ЛАГЕРЯ, А ТАКЖЕ ДЛЯ РАСПРЕДЕЛЕНИЯ СПАЛЬНЫХ МЕСТ, МЫ ПРИЗЫВАЕМ ВСЕХ ПРИСУТСТВУЮЩИХ…

Ее речь продолжается в том же духе, но у меня нет сил слушать дальше, дверца большого зеленого грузовика все еще распахнута, я стаскиваю со спины рюкзак и забираюсь на переднее сиденье, Аякс радостно запрыгивает вслед за мной, я оглядываюсь на маму, которая, судя по виду, совсем на нуле, тем не менее она как на автопилоте направляется ко мне, в замок зажигания воткнут ключ, я думаю, что сейчас, наверное, кто-нибудь остановит