Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Коби сидел один, – вспоминал Бек. – Я был первым, кто подошел к нему. А он как будто просто сидел и молчал, глядя в пол».
Миг, на котором он зацикливался в течение нескольких дней, наступил и пршел, его охватили эмоции от всех событий сразу: печаль по деду, радость по поводу его женитьбы, смешанные чувства по поводу его семьи, счастье от того, как играла команда, его вызов против всех тех людей в родном городе, которые были против него с самого начала.
Бек заметил, что почти все остальные СМИ окружили празднующую группу вместе с командой, а Брайант сидел там один-одинешенек.
«Я подошел к нему с некоторой опаской, думая: “Как бы не прервать здесь какой-то важный рефлексивный личный момент”, – вспоминал журналист. – Вот я и хотел поговорить с ним, поздравить его. Я хотел знать, что у него на уме. Мне были нужны несколько его мыслей для моей статьи. Я старался не мешать. Я стоял рядом с ним, справа от него, с блокнотом в руках, и ждал лишь мгновения, когда он поднимет глаза, узнает меня и скажет, что можно и поговорить».
«Я слишком устал, чтобы делать какие-то выводы, – позже, вспоминая, скажет Брайант. – Много всего произошло, приятель. Это был длинный сезон. Я был совершенно опустошен. Я был истощен эмоционально, физически, морально».
Именно тогда товарищи Брайанта по команде попытались вывести его из почти кататонического состояния. «Некоторые игроки начали подходить, брызгая шампанским», – вспоминал Бек.
Фотограф НБА принес трофей и вложил его в руки Брайанта, чтобы сделать снимок. Поначалу Брайант, казалось, ничего не заметил. Его грудь и плечи дрожали. Он освобождал себя от концентрации и сосредоточенности, которые позволяли ему продолжать играть, несмотря на личную травму. «О боже, – сказал он себе, начиная приходить в себя. – Я больше не должен этого делать».
Позже, когда его дядя Пухляш Кокс и тетя поздоровались с ним в раздевалке, вместе с его тихими рыданиями пришло и полное освобождение.
«Боль от сезона никуда не делась, – вспоминая, говорил он месяцами позже. – Тебя учили оставаться в настоящем и не думать об этом. Ты всегда переходишь от одного момента к другому, к тому моменту, когда ты не можешь наслаждаться успехами, которые у тебя уже были. И ты можешь не думать о той боли, через которую прошел раньше».
В течение нескольких дней после возвращения Брайанта в Лос-Анджелес прием, оказанный ему в родном городе, не выходил у него из головы, и через неделю он позвонил журналисту из «Филадельфия Дэйли Ньюс», чтобы загладить свою вину и объясниться. Он не хотел возбуждать еще больше гнева и негодования. Он сказал, что считает все освистывание болельщиков комплиментом от Филадельфии, потому что таков уж этот город.
«Ты можешь сказать поклонникам “Сиксерс”, что они могут освистывать меня, сколько хотят, – сказал Брайант «Дэйли Ньюс». – Знаешь, все дело в том, что я ничего не могу поделать с тем, что люди думают обо мне. Я не пытаюсь это изменить. Они могут говорить обо мне все, что хотят. Но дело в том, что я родом из Филадельфии. Там я оттачивал свои баскетбольные навыки. Вы можете принять это, как захотите. Если вы все еще думаете обо мне как о продажном человеке, то думайте обо мне, что я продался. Но я всегда буду отдавать должное тому, где я оттачивал свои победные приемы, и это было именно в Филадельфии».
Он сказал, что даже столкнулся с Сонни Хиллом на арене, и они вспомнили о старых днях, и он пообещал Лиге Хилла пожертвование в размере $8 тыс., вдохновленное его собственной майкой под номером 8.
«Лига Будущего – это то, что заставило меня начать играть против лучших игроков Филадельфии, – сказал он. – Эта лига – для перспективных игроков в Филадельфии, которые соревнуются друг с другом. Мы играли там все дни напролет. Там была Западная Филадельфия против Северной Филадельфии и Южной Филадельфии. Лига Будущего очень помогла моей карьере. Я просто хотел ей что-то да вернуть».
Сделав эти уступки, он надеялся, что этого будет достаточно, что он сможет жить в мире со своим родным городом.
В Лос-Анджелесе, когда город радовался новому титулу, казалось, что у «Лейкерс» все было хорошо, что их турбулентность и междоусобица успокоились.
Тем не менее, накануне финальной серии Тим Браун из «Лос-Анджелес Таймс» написал историю о том, как Джерри Уэст тихо работал над тем, чтобы помочь Брайанту справиться с отвратительной ситуацией, которая разворачивалась весной.
Эта история, как сообщается, привела Джексона и некоторых его соратников в ярость, потому что казалось, что Уэст претендовал на благодарность за эту работу. Джексон подумал, не слил ли Уэст эту историю в прессу.
Сам Брайант дал еще больше поводов для придирок Джексона, появившись на праздновании титула команды в майке Уэста под номером 44. Это казалось мелочью, но это была мощная, эмоциональная дань уважения великому игроку «Лейкерс», а также демонстрация неповиновения. «О боже, – сказал Брайант журналистам. – Джерри Уэст был моим наставником. И со всем, что происходило в этом сезоне, – он так много значил для меня».
Уэст в интервью Ти Джею Саймерсу из «Лос-Анджелес Таймс» был любезен в своих комментариях, сказав: «Когда в баскетбол играют правильно и с хорошими игроками, это нечто замечательное. Это лишь выглядит легко, но это не так. Это дань уважения не только игрокам, но и Филу Джексону и его сотрудникам, которые вложили в игроков то, что они хотели. Таков план Фила: пусть все игроки дотрагиваются до мяча и смотрят, как каждый вносит свой вклад – вот как нужно играть в баскетбол».
Уэст сказал это, потому что это была чистая правда.
Была даже робкая надежда, что эти настроения удастся сохранить. Брайант знал, что это не так. «Мы счастливы, – сказал он с ухмылкой, – до следующего января, когда люди начнут говорить об обмене одного из нас».
А теперь
На волне триумфа и трагедии было много обломков, которые нужно было разобрать. Брайант на каждом шагу сталкивался с серьезными изменениями, не последним из которых было его длительное отчуждение от семьи, которой он когда-то так дорожил. Но сначала они с Ванессой отпраздновали свою женитьбу и завоевание титула в тематическом парке Южной Калифорнии. У