помнили почти все свободные обитатели Убежища. Настоящее его имя было Луций Капрарий. Во время поминального обеда Субрий Флав рассказывал, что в тот день, когда оптиматы убили Тиберия Гракха, безоружный Капрарий спасался от троих преследовавших его оптиматов, своих личных врагов, желавших свести с ним счеты, но на свое счастье столкнулся с каким-то рабом, который нес в руках фурку. Капрарий, отняв у раба фурку, прикончил ею всех троих оптиматов на глазах у многих свидетелей. После этого ему никак нельзя было оставаться в Риме, и он пристал к Требацию. Когда же в одном морском сражении Капрарий получил тяжелое ранение, сделавшее его инвалидом, Требаций предложил ему поселиться в Кайете под вымышленным именем.

Ювентина тоже подняла и пригубила чашу в его честь, помянув старика добрым словом за то гостеприимство, которое он оказал ей и Мемнону, когда они бежали из Рима и находились в большой опасности.

Вскоре Геренний отправился со своими рабами в очередное плавание, забрав с собой на продажу добрую половину той добычи, которую навезли ему пираты в последнее время.

Весь март стояла тихая и почти безветренная погода. В начале апреля задули неспокойные весенние ветры.

Именно в это время в бухте Улисса бросила якорь «Амфитрита», навархом которой был Мамерк Волузий. Вместе с либурной к берегу пристали восемь однопалубных миапаронов.

Старик Блазион занемог и остался на Крите. По его рекомендации Требаций назначил Мамерка командовать «Амфитритой» и отрядом из восьми кораблей. Мамерку предстояло идти к Эгатским островам, жители которых платили пиратам дань. Требаций обещал прислать ему еще одиннадцать кораблей.

Пираты помогли спуститься с борта «Амфитриты» двум мужчинам и трем женщинам. Это были захваченные у Гиппония пленники и пленницы. На глазах у них были повязки. Женщины были молоды и роскошно одеты. Из мужчин один был толстый старик, второй же, молодой и стройный, судя по узкой пурпурной кайме его туники, принадлежал к блистательному сословию римских всадников.

– Всех в крипту! – приказал Мамерк Волузий.

Пираты повели пленников и пленниц в «пещеру циклопов».

Матросы с «Амфитриты» заполнили весь двор усадьбы. Гостей принимали хромой гигант Гераклеон и его друзья-инвалиды.

– Зови рабов, Гераклеон! – весело крикнул Мамерк. – Пусть несут вино и закуску. Надо возблагодарить Юпитера Диктейского за первую нашу удачу в этом году.

– Ты радуешься, словно захватил в плен самого претора Антония! – улыбаясь, заметил Гераклеон.

Мамерк сделал презрительный жест рукой.

– Зачем он мне, когда в моих руках его любимая дочь! – торжествующе произнес он.

– Шутишь! – поразился Гераклеон.

– А вместе с нею ее муженек с сестрой… Знаешь, кто они? Сын и дочь самого принцепса сената Марка Эмилия Скавра…

– Представляю, как этот краснобай Антоний будет рвать на себе свой лазоревый плащ, когда обо всем узнает! – воскликнул Марций Монтан.

– Еще бы! – язвительно подхватил Веллей. – Какая неожиданность для флотоводца в самый разгар его приготовлений к походу! Дочь и зять в плену у пиратов! У Антония немало злопыхателей в Риме. Эта новость немало их позабавит.

– И все благодаря нашему другу Гаю Цестию, – заговорил Мамерк. – Это он подсказал нам, какие жирные мурены сами плывут в наши сети.

– Потрясающе! – с восхищением произнес Гераклеон. – Но как это все произошло?

Пока рабы и рабыни расставляли на столе чаши с вином и блюда с холодными закусками, Мамерк с удовольствием рассказывал:

– Мы задержались севернее Гиппония, чтобы посмолить днища наших кораблей, а Цестий купил в деревне мула и поспешил дальше: ему нужно было принять наследство покойного Сальвидиена в Кайете, так как старик именно на его имя составил свое завещание. На закате дня он прибыл в Велию и уже успел хорошенько поразвлечься в лупанаре, как вдруг пронесся слух, что в гавани бросила якорь римская трирема, с которой на берег сошли отпрыски знатнейших патрициев – сын принцепса сената с женой и сестрой. Такого счастливого случая наш Цестий не мог упустить. Он еще не знал, что женой патриция была дочь самого Марка Антония, который ныне готовит Мизенский флот к походу против нас. Но Цестий разузнал, что трирема следует в Сицилию и вовремя нас предупредил…

Мамерк одним духом осушил чашу с вином, после чего хлопнул по плечу Субрия Флава:

– Ну что, старый бахвал, любящий приврать о своих былых подвигах? – расхохотался он. – Придется тебе признать, что нынешняя молодежь совсем недурно управляется со своими делами… А ну, все к столу! Отметим как следует нашу удачу! И пусть выйдет к нам красавица Ювентина, которая сумела обворожить храброго Мемнона Александрийца… Вы слышали? Ведь это он, сколотив целое войско из рабов, сначала наголову разбил двух помощников претора Лукулла, а потом и его самого заставил снять осаду Триокалы. Хотя я, признаюсь, всегда его недолюбливал, но теперь проникся уважением к его доблести… Ну-ка, Исалк! – обратился Мамерк к молодому рабу, прислуживавшему за столом. – Иди позови ее!

– Мы все успели полюбить эту замечательную женщину, – сказал Мамерку Гераклеон. – Мемнон, конечно, и сам хороший моряк, да и боец отменный, но далеко не всегда даже очень достойным людям попадаются такие жены, как она…

– Ну, а сам он? – спросил Мамерк с любопытством. – Не надоела ли она ему? Как-то я видел его здесь и обратил внимание на завитые волосы и гладко выбритые щеки этого щеголя. После этого я с трудом себе представляю, что такой красавчик может быть постоянен в любви.

– В мужское постоянство мало кто верит, но я не сомневаюсь в том, что Мемнон любит ее беззаветно, – с уверенностью заявил Гераклеон.

Вскоре появилась Ювентина. Она была нарядно одета и до того хороша, что все пираты восхищенно загудели.

– Привет всем! – молвила Ювентина и присела на скамью рядом с Гераклеоном.

Первыми возлияниями моряки почтили Юпитера Диктейского, Нептуна и Амфитриту, затем стали поминать товарищей, павших минувшей осенью в проливе Харибды. Снова вспомнили о Мемноне Александрийце, благодаря хлопотам которого Мамерк и семьдесят пиратов вырвались из сиракузских каменоломен.

Ювентина без интереса слушала этот разговор и выжидала момент, чтобы потихоньку уйти.

– Думаю, никто не будет против того, чтобы отблагодарить нашего Цестия, – сказал Мамерк, когда речь зашла о пленниках и пленницах, захваченных у Гиппония.

– Но чем же мы сможем его отблагодарить? – спросил один из пиратов.

– Не зря же я прихватил хорошенькую служанку нерулонского менялы, – с самодовольным видом произнес Мамерк. – Бьюсь об заклад, что девушка будет рада сменить своего господина, этого сладострастного старичонку, на такого молодца, как Цестий!..

– Да будет ли сам Цестий рад такому подарку? – улыбаясь, спросил Марций Монтан.

– А давайте все вместе полюбуемся на нее и определим, так ли она хороша, как мне показалось, – сказал Мамерк и обратился к рабу: – Исалк! Сбегай в крипту и приведи сюда девчонку.

Все присутствующие поддержали предложение Мамерка шумными возгласами одобрения.

Ювентине почему-то тоже захотелось взглянуть на пленницу, и она, уже поднявшись, чтобы уйти, снова села на место.

Рабыни еще раз наполнили чаши и кубки пиратов, которые, призывая богов, выпили за боевое содружество всех эвпатридов моря.

В это время вернулся Исалк, ведя за руку девушку с завязанными глазами.

– Сними с нее повязку, – приказал Мамерк.

Исалк снял повязку с глаз девушки.

– О боги! – воскликнула Ювентина. – Акте!

Она выскочила из-за стола и заключила девушку в объятия.

– Ювентина! – пролепетала Акте и заплакала.

– Как же так? Акте, девочка моя! Что случилось? Почему ты здесь? – дрожащим от волнения голосом спрашивала Ювентина, целуя подругу. – Здоровы ли отец с матерью?

– Я уже давно о них ничего не знаю, с тех пор как Аврелий продал меня, – всхлипывая, проговорила девушка.

– Бедняжка! – прошептала Ювентина.

Эта сцена заставила примолкнуть всех сидевших за столом. Грубые и черствые эвпатриды моря с участливым любопытством смотрели на подруг, встретившихся после долгой разлуки.

Ювентина повернулась к Мамерку.

– Послушай, добрый Мамерк Волузий, – сказала она. – Эта девушка – подруга моего детства. Мы почти сестры, потому что воспитывались вместе. Я предлагаю за нее две с половиной тысячи денариев – все, что