кого знал человеком. Он возносился, подобно божеству, в ореоле огненных перьев, с поднятым к небесам лицом, как видение света во тьме! Вокруг него вились миллионы крылатых созданий, но он – величественный, чудесный – воспарял над всеми, и свет над его челом напоминал северное сияние в арктической полуночи. Глаза его – звезды-близнецы – пылали столь великим восторгом, что казались исполненными боли! Задыхаясь, чувствуя головокружение, я напряг зрение, чтобы проследить за ним. Я слышал музыкальный призыв нежных голосов отовсюду – с востока, запада, севера и юга.

– Люцифер! Возлюбленный и незабвенный! Люцифер, сын Утра! Воспари! Воспари!

Изо всех оставшихся сил я стремился уловить взглядом движение ввысь этого возвышенного светила, наполнявшего теперь светом всю Вселенную. Демонский корабль продолжал медленно погружаться. Невидимые руки опускали меня… Я падал в невообразимые глубины…

Но тут другой Голос, до сих пор неслыханный, торжественный и нежный, провозгласил:

– Связать ему руки и ноги и бросить его во тьму внешнюю! Там пусть обретет он Мой Свет!

Я слышал, но не чувствовал страха.

– Только Богу! – повторил я, погружаясь в бездну.

И как только эти слова сорвались с моих губ, я увидел солнце! Милое знакомое солнце! Благотворное светило, источник Божьего покровительства. Его золотой диск засиял на востоке. Оно поднималось все выше, озаряя могучего Ангела, чьи темные светящиеся крылья казались теперь тучами, растянувшимися по горизонту! Вот еще раз обратил ко мне Ангел свой предостерегающий взор… Я увидел мучительную улыбку… огромные глаза, горящие бессмертной скорбью!

И некая сила сбросила меня в бездонную могилу ледяного холода.

XLII

Синее море, голубое небо и солнечный Божий свет над всем!

Вот что я увидел, когда очнулся от долгого обморока и обнаружил, что плыву по бескрайнему океану, крепко привязанный к деревянному брусу. Мои путы были затянуты так крепко, что я не мог пошевелить ни руками, ни ногами… После нескольких безуспешных попыток освободиться я решил смириться со своей судьбой и просто лежал, глядя в бесконечную лазурь, а глубокое дыхание моря мягко покачивало меня, как мать своего младенца. Я остался наедине с Богом и Природой – я, бедный человек-обломок, плывущий по воле волн, затерянный, но спасенный! Затерянный в огромном море, которое вскоре послужит могилой моей бренной оболочке, но спасенный, ибо я чувствовал пробуждение во мне Бессмертной Души, той Божественной, подлинной и нетленной сущности, в которой сосредоточено все ценное в человеке по замыслу Создателя. «Я наверняка скоро умру», – думал я, когда волны, покачивая меня в своей огромной колыбели, пенистой рябью пробегали по связанному телу и обдавали лицо прохладными брызгами. Но что я мог сделать, обреченный и беспомощный, чтобы вернуть зря растраченную жизнь? Ничего, кроме покаяния. Но придет ли столь запоздалое покаяние в согласие с законами вечной справедливости?

Смиренно и скорбно я размышлял о том, что мне было дано невиданное знание ужасной потусторонней реальности окружающего нас мира духов. А теперь я брошен в море как бесполезная вещь, и краткий срок оставшейся мне жизни окажется моим «последним испытанием», как пророчил мне враг человечества, которого я в своих мыслях все еще называл Лусио.

– Если бы я посмел, прожив жизнь, полную греха и богохульства, обратиться ко Христу! – вопрошал я. – Неужели Он, Божественный брат и друг человека, меня отвергнет?

Я прошептал этот вопрос небу и морю, и мне показалось, что торжественная тишина и чудесное спокойствие разлились в воздухе. Никакого другого ответа не последовало, кроме этого глубокого чарующего покоя, который незаметно успокоил мятущуюся совесть, раскаявшуюся душу, больное сердце и усталый разум. Я вспомнил позабытое изречение: «Приходящего ко Мне не изгоню вон». Глядя на ясное небо и сияющее солнце, я улыбнулся и, полностью отдав себя Божественной воле, пробормотал слова, которые спасли меня в мистической агонии:

– Служить только Богу! Что бы Он ни дал мне в жизни, смерти и после смерти – все к лучшему.

И, закрыв глаза, я вручил свою жизнь милости тихих волн и, подставив лицо солнечным лучам, заснул.

* * *

Я пробудился, дрожа от холода. Надо мной звучали веселые грубые голоса, сильные руки развязывали веревки, которыми я был связан… Я лежал на палубе большого парохода, окруженный людьми, и прекрасный закат огнем разливался по морю. Меня засыпали вопросами… Я не мог отвечать, потому что язык мой пересох и был покрыт волдырями. Меня подняли и поставили на ноги, но я не смог стоять из-за полного изнеможения. Смутно, в слабом страхе, я озирался по сторонам: неужели этот огромный корабль с дымящими трубами – еще одно дьявольское судно, плывущее вокруг света? Не имея сил спросить, я в испуге пытался объясниться знаками.

Вперед выдвинулся широкоплечий, грубоватого вида моряк. Его зоркие глаза оглядывали меня с состраданием.

– Это английское судно, – сказал он. – Мы направляемся в Саутгемптон. Наш рулевой увидел вас впереди, мы остановились и выслали за вами лодку. Где вы потерпели крушение? Кто-нибудь еще из экипажа остался на плаву?

Я смотрел на него, не в силах говорить. Сумбурные мысли теснились в моей голове, вызывая у меня слезы и смех. Англия! Это слово прозвучало в моем сознании прекрасной музыкой и заставило задрожать. Англия! Крошечный уголок этого маленького мира, который не любят только те, кто завидует его достоинству! Я сделал какой-то жест – не знаю, радости или изумления. Если бы я и мог говорить, то моему рассказу никто не поверил бы. Затем я снова потерял сознание.

Английские моряки были очень добры ко мне. Капитан предоставил мне свою каюту, корабельный врач ухаживал за мной с рвением, которое подогревалось его желанием узнать, откуда я родом и что со мной приключилось. Но я оставался нем и лежал, безжизненный и слабый, на своей койке, благодарный за заботу. Я был даже рад тому, что временный упадок сил лишил меня речи. У меня было много мыслей, слишком серьезных, чтобы высказывать их вслух. Я был спасен, мне дали еще один шанс на жизнь, и я знал почему! Моей единственной всепоглощающей заботой теперь было вернуть потраченное впустую время и сделать добро тем, для кого до сих пор я не сделал ничего!

Наконец настал день, когда я достаточно окреп, чтобы выйти на палубу и жадно всматриваться в приближающуюся береговую линию Англии. Мне казалось, что я прожил век с тех пор, как покинул ее. Да, почти вечность! Ибо время творит Душа. Я был объектом внимания и любопытства всех пассажиров на борту, поскольку так и не нарушил молчания. Погода была тихая и