думать о смерти, трусливо трясясь, тоже не выход. Это лишь отвлекает. – Он снова посмотрел на свои друзей. – Хорошо, что мы готовы.

У дверей послышался приказ Вермонта, и Симон с Гелиорой направились к выходу. Альберт двинулся следом, тактично оставив друзей наедине; впрочем, Руксус этого не понял, и тоже уже было собирался уходить, когда Марианна мягко взяла его за рукав.

– Слушай, Руксус…

– Да? – насторожился остановленный юноша.

– Я уже поговорила об этом с Альбертом…словом…- она крепко схватила его за ладонь, - пожалуйста, будь осторожнее, ладно? Я ведь знаю тебя, импульсивного идиота. Ты в самое пекло бросится рад, лишь бы свои идеалы отстоять. Но побереги свою жизнь, пожалуйста. Ради… ради нас Альбертом. Прошу.

Руксус как-то странно посмотрел на неё, словно видел впервые. Сердце девушки трепетало, словно раненная птица в клетке, а взгляд умолял, буквально стоял на коленях, не желая отпускать…

– Глупости, Марианна. Ты понапрасну переживаешь, подруга. Я же давал обещание леди Валерике, помнишь? Вы же знаете, ради вас я готов нести любую ношу, снести любое проклятие, испепелить любого врага. Ни одна сила в этой Галактике не разлучит меня с вами.

Марианна опустила взгляд, чувствуя горечь и радость одновременно. Он не видит, не знает.

– В такие моменты я чувствую себя лишь слабой и ничтожной девушкой, ибо вынуждена просить вас с Альбертом, а сама ни на что не способна.

Руксус приподнял её лицо за подбородок, заставив посмотреть в свои серые пронзительные глаза.

– Чтобы я такого больше не слышал, Марианна. Ты сильнее, чем кажешься самой себе…чем сама можешь подумать. Не дай отчаянию найти дорогу в твоё сердце, ибо это первый шаг на пути к забвению.

Девушка невольно отвела взгляд, и Руксус заметил это. Вот почему…

–Я постараюсь, но не обещаю.

За её спиной раздался недовольный голос Вермонта. Руксус кивнул ей, и они вместе покинули помещение.

Он вспоминал это, стоя на огромном выступе бок о бок с замершими в ожидании имперскими гвардейцами. Слева от них высоко в чёрное небо поднималась массивная металлическая башня, - жилой улей, не иначе. Юноша не мог увидеть его вершины, даже максимально задрав голову, как не мог видеть и его низа, посмотрев в необъятную расщелину перед ними. Точно такие же здания стояли напротив, по сторону улицы, если её можно было назвать таковой. Их отделял крытый мост такой ширины, что по нему мог бы пройти небольшой титан, но сейчас там стояли орудия, техника и пехота Астра Милитарум.

Юноша огляделся с таким видом, словно только сейчас осознал себя на Илосе. Тучи окончательно заволокли небо, оградив город-улей и всех, кто на нём сейчас находился, от скупого солнца. От очередного порыва ветра с новой силой захотелось отправиться на поиски более теплой одежды. Тлетворный запах разложения, дыма и гари без труда поднимался сюда, даже немного мешая дышать. У шпиля далеко впереди мигали светлячки-окна на нижних ярусах. Там кто-то ещё сражался, или просто перебои с питанием? В этом городе-призраке многое возможно.Внезапно для себя юноша понял, что не испытывает страха, абсолютно. Лишь предвкушение, смешанное с…облегчением?.. Наконец-то он сможет хоть на кого-то обрушить своё пламя, показать всю свою силу. У него появится возможность сжигать и сжигать, сжигать и сжигать, наслаждаясь запахом расплавленной плоти – кто его остановит? Кому хватит на это сил? Ожидание скорого боя с достойным, грозным врагом оказалось даже сладостным. Чего боятся, если он раньше уже убивал? Чувство того, как благодаря дару у него получилось отнять чью-то жизнь, при этом спася свою собственную, приятным эхом, почти экстазом раздалось в его худощавом, скелетоподобном теле. Тогда он ощущал себя таким сильным, почти всемогущим – теперь это ощущение вернулось вновь. Не менее приятно было осознавать и то, что с каждым убитым врагом повышаются его собственные шансы на выживание.Краем разума Руксус так же понимал, что его силы, сколь велики они не были, отнюдь не безграничны, и он в любом случае может быть побежден. Однако и для страха в его неукротимом сердце не нашлось места, ибо что такое для санкционированного псайкера смерть, кроме как не долгожданное освобождение? Конечно, ему бы хотелось побыть с Марианной и Альбертом подольше в этом мире, но если так всё же сложится судьба, пусть звезды знают: он не боится. Уже нет.Тут юноша вспомнил, что помимо посохов им так же выдали псионические одноручные мечи. Непринуждённая тяжесть такого клинка действовала успокаивающе, даже придавая ещё немного сил, внушая вероятнее всего ложное чувство безопасности.

Руксус вспомнил, как в школе их учил владению мечом Кайлус. Он утверждал, что это оружие должно стать не только продолжением воли самого псайкера, но и считаться его последним шансом; решающим способом спастись, если прибегать к пси-дару уже будет нельзя.

Руксус в задумчивости достал клинок, посмотрел на защищающие руны, украшавшие лезвие. Не очень длинный и достаточно лёгкий – чем-то, очень отдаленно, похож на кинжал. Учитывая как правило слабую физическую подготовку псайкеров, истощенность их тел из-за Дара (Руксус – живое тому доказательство), оружие идеальное. Он вернул его обратно в ножны и вспомнил, что за ним, вообще-то следят. Однако, похоже офицеры и комиссар Вермонт не увидели в его действиях ничего подозрительного, ибо напряженно ожидали, вглядываясь в полумрак частично разрушенного города-улья.

Он сам не заметил, как взял в левую руку цепочку со знаком Астра Телепатика, и начал медленно, будто в трансе, поглаживать её пальцами. «Интересно, что подумала бы госпожа Валерика, увидев меня сейчас?», внезапно подумал Руксус. Мыслями он вернулся в прошлое, на теплый, но уже такой далёкий родной мир. Перед глазами предстал высокий, статный образ госпожи; несмотря на то, что она почти всегда была одета во всё черное, от одной только мысли о ней на душе становилось намного теплее и спокойнее. Всем ученикам, от млада до велика, кроме, вероятно, совсем новеньких, хотелось видеть главу школы как можно чаще, ибо они знали: она всегда защитит, придет на помощь, поддержит. Даже для такого крайне опасного элемента как я, в её сердце нашлось место, с горечью размышлял юноша. Ему было больно и обидно за то, что госпожа рисковала собой, своим положением, защищая и обучая такого плохо контролируемого во всех смыслах ученика, как он. В глубине