Закрыв глаза, Майяри глубоко вдохнула морозный воздух и выдохнула облако белёсого пара. Встреть она брата хотя бы двумя месяцами ранее… нет тремя месяцами ранее, то даже не задумалась бы. Вновь найти и обрети Ёрдела было важнее. Но сейчас она мешкала: терять тех, кого она успела обрести, было страшно. Бежать и искать брата или остаться?

Майяри вспомнила лицо Ёрдела, его голубовато блестящую каменную кожу и опустила голову. Ей нужно найти брата, иначе она будет сожалеть об этом всю свою жизнь. Он нуждается в помощи. Если харен окажется прав, то рано или поздно Ёрдел погубит себя сам или его убьют другие. Он тёмный. Он не просто, как она сама, встал на путь тёмного. Он олицетворение этого пути.

Её бедный брат. Старейшина, чьё место Ёрдел должен был когда-нибудь занять, всегда говорил, что боги даровали её брату прекраснейшую судьбу, что его ждёт славное будущее, в котором он станет опорой и предводителем своего народа, поведёт его из тьмы в свет и водворит традиции предков в ослабевшие от бесконтролия общины.

Эту судьбу Ёрдел обрёл в ритуале Предназначения, ритуале сложном и затратном по силам. Проводили его только для будущих глав семьи, дед тоже когда-то проходил его. Несколько самых сильных хаги вместе со старейшиной взывали к богам и просили наделить будущего наследника самой славной из возможных судьбой. После взывающие месяц не были ни на что способны.

Всё, что происходило во время ритуала, было сокровенной тайной, но Ёрдел рассказал ей. Тогда его глаза горели восхищением и восторгом.

«Я видел множество белых рук, – едва слышно прошептал он. – Слышал гул голосов. Каждая из этих рук прикоснулась к моему лбу, и я увидел такие прекрасные картины… Неужели всё это произойдёт со мной на самом деле?»

Не произошло. Дарованную ему судьбу с лёгкостью сломали.

Майяри тоже пытались наградить славной судьбой. При воспоминании уголки её губ дёрнулись в усмешке. Тогда ей было двенадцать, и она яростно ненавидела всё, что было связано с общиной и тем более наследованием, и на ритуал её тащили, как жертву на заклание.

Девушка прикрыла глаза, уплывая в воспоминания.

Её визг разносился по всей общине. Любой, кто видел, как наследницу тащат под руки в храм, спешил скрыться, и вскоре улица стала полностью пуста.

– Подавитесь своей радужной судьбой, твари! – девчонка пнула одного из мужчин в голень, и её телохранитель, светловолосый красавец Борий, язвительно расхохотался.

Сам он тащить свою малолетнюю госпожу не помогал, предпочитая ограничиваться ехидными советами, которые одинаково бесили и девчонку, и волочивших её мужчин.

Впереди показался храм, и мужчины ступили на лестницу, ведущую к входу. Каждая ступенька давалась им с боем. Упрямая госпожа, рыча подобно зверю, вырывалась с таким отчаянием, словно они тащили её на казнь. Красный платок слетел с её головы, и множество косичек в беспорядке рассыпались по её спине и груди. Один раз они все вместе скатились вниз, и девочка даже смогла вырваться, но убежать далеко не получилось: коварный телохранитель подставил подножку.

В конце концов один из мужчин с руганью взвалил извивающуюся девчонку на плечо и, получив ногой прямо в пах, со стоном перебросил опасную ношу товарищу. Тот поспешил прикрыть уязвимое место ладонью, но на теле оставалось ещё много болевых точек. Колено девчонки со всей дури въехало ему в солнечное сплетение, её пальцы вцепились в волосы мужчины, и он, тряхнув госпожу, почти тут же взвыл: малолетняя гадина вырвала целый пук волос. Повиснув вниз головой, девочка боднула мужчину лбом в спину, а затем яростно вцепилась в неё зубами, прокусывая чуть ли не до ребра. Вопя, мужчина, перескакивая через ступеньки, нёсся к входу, героически снося всё. А госпожа, поправ все приличия, спустила с него штаны и впилась ногтями в ягодицы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Борий отстал от них на середине лестнице, сдавшись на милость безудержного хохота.

В храм её просто зашвырнули и с грохотом захлопнули дверь. После освещённой солнцем улицы здесь показалось слишком темно, и девочка на мгновение растерялась. Этого мгновения жрецу хватило, чтобы за шиворот протащить её в центр огромного зала и впихнуть в круг, по краям которого стояли самые сильные хаги общины. Спохватившаяся девочка попыталась выскочить из него, но прямо перед её лицом вспыхнула светящаяся стена, и её отбросило на пол. Мир перед глазами померк, а затем вспыхнул ослепительной белизной.

Эта белизна не ела глаза и была везде, куда бы ни смотрела девочка. Она нервно огляделась, но в окружающем её мире не было ничего, кроме света. Вдруг раздался гул голосов. Сперва он был тихим и вкрадчивым, словно бы сомневающимся. Потом усилился, в нём послышалось что-то яростное, протестующее, но протест был задавлен ласковым журчанием, и белизна преобразилась, вытянулась и превратилась во множество рук.

Девочка завизжала и отшатнулась.

– Я не хочу! Не трогайте! Не трогайте меня, твари! Не смейте прикасаться!

Руки замерли. Неожиданно одна из них подалась назад, и вместо неё вперёд выплыло лицо. Несколько мгновений оно с недоумением взирало на оторопевшую от страха девчонку, а затем, подозрительно сведя бровные дуги, подалось ещё ближе. Внутри всплеснулась, напоминая о себе, ярость, и девочка плюнула в лицо. Его рот изумлённо распахнулся, и в следующую секунду все руки и оно само исчезли. Раздался громогласный торжествующий хохот, и перед девочкой появились огромные чёрные когтистые ладони. Не давая себе возможности одуматься, та крепко зажмурилась и, вцепившись в протёртые к ней руки, с силой потянула их на себя.

Перед глазами за один миг пронеслось столько картин, что девочка не смогла разобрать и запомнить даже хотя бы одну из них. Когтистые ладони с лёгкостью вывернулись из её судорожно сжатых пальцев, и она очутилась на каменных плитах храма.

Почти минуту она лежала, прижимаясь лбом к холодному полу, а затем подняла голову и посмотрела на взывающих. На лицах их был ужас, и это так повеселило её, что она нервно рассмеялась и пообещала:

– Я приведу вас всех к гибели.

Майяри открыла глаза и, облокотившись на подоконник, уставилась на несколько обеспокоенных охранников.

Вряд ли судьба, которую она вытянула тогда, могла быть хуже той, которая досталась ей по праву рождения. Но всё же любопытно, в кого она тогда плюнула?