Нет, уж этого Энтони никак не мог позволить!

Скинув сюртук и жилет и быстро умывшись, он решительно направился в комнату жены. Постучал, готовя оправдательную речь, но, стоило двери открыться, как шею его немедленно обвили любимые нежные руки, и, спустя какое-то мгновение, он уже целовал обожаемые губы, забываясь в вихре неиссякаемой страсти и где-то на самых задворках разума потешаясь над своей глупостью.

— Я знаю, что это неправильно… что папа и Черити… — бормотала Элизабет, расстегивая, однако, на нем рубашку и проникая под нее ладонями. — Но только сейчас ты нужен мне еще сильнее! Ты все время мне нужен, Энтони! Не уходи! Ты же и сам не хочешь!..

Босая, с заплетенными в косу волосами, в одной тонкой ночной сорочке, позволившей Энтони вмиг впитать жар ее тела, — к чему она ставила в последней фразе вопрос?

— II mio cuore*! — только и выдохнул он, подхватывая ее на руки…

*Сердце мое (иг.)

Элизабет не испытывала ни толики стыда ни за страсть минувшей ночи, ни за радость наступившего утра. Да, близкие были в беде и нуждались в помощи, и они обязательно получат ее в самое ближайшее время, но сейчас, еще несколько минут, они с Энтони были одни на всем свете, и Элизабет нуждалась в этих минутах, чтобы потом вновь встретиться лицом к лицу с жестокими и несправедливыми вещами и достойно пройти жизненные испытания…

Через несколько минут.

А пока…

Она разглядывала спящего мужа и чувствовала себя самой счастливой женщиной в мире.

Черные волосы, падающие на лоб и слегка слипшиеся на висках как свидетельство их ночной страсти. Смуглая кожа, кажущаяся еще более темной на фоне белых простыней. Несколько родинок, рассыпанных по обнаженному плечу и руке — как же хотелось поцеловать каждую из них — просто так, от избытка чувств. Элизабет и не знала, что чувств может быть так много и что они способны не помещаться в душе, стремясь наружу каким-то восторгом и упоительной нежностью.

Ах, какое это удовольствие — дотрагиваться до него, гладить его, вжиматься в него, кожей ощущая его кожу! Ей было интересно с Энтони, она понимала его, как саму себя, она уважала его и доверяла ему — и думала, что лучше и быть не может. Ошиблась. Но какой сладкой, какой восхитительной, какой жизненно необходимой оказалась эта ошибка! Конечно, именно об этом и говорила Черити, когда, смущаясь и краснея, как первокурсница, старалась ободрить Элизабет, утверждая, что мужская близость способна приносить женщине удовольствие. Вот только Элизабет не имела даже самого отдаленного представления о том, на что похоже это удовольствие. Но уж Энтони не поскупился.

Он никогда не жалел для Элизабет себя, стараясь дать как можно больше, и она лишь надеялась, что не обижает его скудностью своих умений. Стыдливость заставала в самые непрошеные моменты, когда Элизабет уже почти отваживалась на пришедшее в голову сумасбродство, — а потом останавливалась, не зная, пристойно ли это для благонравной леди или все же чересчур вызывающе. Ждет ли Энтони от нее храбрости или, наоборот, желает лишь вести, как и подобает мужу? Понравятся ли ему ее вольности или вызовут раздражение? Она ничего не знала о постели. Но уже сейчас чувствовала, что однажды настанет такой момент, когда стыдливость окончательно отступит перед желанием, и тогда уже никакие сомнения ее не остановят.

Энтони…

Ужасно не хотелось его будить, и Элизабет дала себе еще немного времени, всматриваясь в любимые черты и ощущая восторг пополам с трогательной заботой. Вдруг безумно захотелось, чтобы их будущие дети обязательно были похожи на любимого. С такими же волнами в волосах, с такими же знойными очаровывающими улыбками, с такими же удивительными голубыми глазами — совсем не холодными, подобно льдинкам, а словно бы отражающими яркое южное небо.

Самые чудесные дети на свети.

Их с Энтони дети.

Их с Энтони семья…

Она нежно провела пальцем по его бровям, то ли стараясь скрасить раннее пробуждение, то ли просто не в силах отказать себе еще в паре секунд удовольствия. Не открывая глаз, Энтони нащупал ее руку и поднес к губам.

— La mia gioia! Sei ancora nei miei sogni, о una bella mattina mi sveglio?*

Элизабет невольно заулыбалась. Спросонья он всегда говорил по-итальянски,

очевидно, так и оставшись итальянцем в душе, а Элизабет от этого хотелось немедля поднырнуть ему под руку, обернуться в его объятия и не выбираться из-под одеяла еще пару часов.

Но долг требовал от нее иного поведения.

— Наяву, — кивнула она и погладила его теперь по щеке. — Горничная уже стучала, предупреждая о скорой подаче завтрака, а теперь, вероятно, осаждает дверь твоей спальни, пытаясь пробудить мистера Рида, как он наказывал.

Энтони усмехнулся, в очередной раз недобрым словом помянув британские традиции.

— Прикажешь мне пробираться в свою комнату через окно? — шутливо поинтересовался он. — Чтобы никто не догадался, что муж и жена проводят ночь в одной постели?

— Чтобы тебя на карнизе увидела половина Кроукомба и тут же окрестила меня распутницей, которую в отсутствие отца навещает любовник? — в тон ему отозвалась Элизабет, но тут же посерьезнела, замерла, и Энтони почувствовал это изменение и понял причину. Обнял любимую, прижался губами к ее волосам.

— Все будет хорошо, — снова пообещал он. — Мы обязательно найдем миссис Уивер. Плохие новости узнаются быстро, и, раз их до сих пор нет, значит, новости будут хорошими. Вот увидишь!

Элизабет, не удержавшись, поцеловала его в плечо. Сколько всего на эти плечи взвалилось: и в детстве, и после, и даже сейчас, не успел Энтони связать жизнь с ее семьей, — и все он вынес. Так неужели вдвоем они не справятся?

Завтрак прошел в весьма оживленной обстановке. Еще до его начала Энтони с Элизабет расспросили слуг, не видели ли те, как уходила миссис Уивер, а теперь все вчетвером, с Эмили и Джозефом, бойко делились своими мыслями относительно того, где ее искать и что могло с ней случиться, пока наконец не пришли к решению для начала объехать ближайшие деревушки и поспрашивать о пропавшей у местных жителей. Чужак там всегда вызывал пристальный интерес, а миссис Уивер сейчас и вовсе было сложно не приметить. Поскольку она не взяла в Ноблхосе ни экипаж, ни коня, казалось весьма маловероятным, чтобы она ушла пешком далеко, а значит, и искать ее следовало в окрестностях.

Эмили после пропажи мачехи несколько раз осмотрела их общую с мистером Уивером спальню, ее комнату, а также библиотеку и отцовский кабинет, надеясь найти там записку или какую другую вещь, способную навести на мысль, куда миссис Уивер отправилась, но тщетно. Очевидно, Черити не хотела, чтобы ее нашли. Или плохо соображала, если Ходж, как утверждал мистер Уивер, действительно чем-то ее опоил.

Было решено разбиться на пары и отправиться в разные стороны от Кроукомба. Элизабет и Энтони надлежало поехать на юг до самого Тонтона, чтобы в довесок к основному заданию они зашли в полицейский участок и осведомились, как идут поиски, а заодно расспросили рабочих вокзала, не видели ли те Черити. Эмили с Джозефом взяли на себя западное направление. Круг поисков ограничили пятью- шестью милями, так как больше по общему мнению Черити в ее состоянии вряд ли сумела бы преодолеть. Обязательными считались посещения местной церкви и больницы, если таковая имелась в деревне. Все остальное — по ситуации. К ужину договорились встретиться в Ноблхосе, и каждый втайне надеялся, что на этот раз за столом их будет уже пятеро.