Энтони испросил у Элизабет короткую отлучку в Кловерхилл, чтобы переодеться для верховой езды: день выдался по-сомерсетски солнечным, позволяющим именно такое — куда более быстрое — передвижение. Джозеф решил последовать его примеру: у него теперь имелась собственная лошадь, подаренная родителями на восемнадцатилетие, и та, несомненно, была рада наконец-то вырваться на волю.

Сестры также посвятили это время необходимым сборам. Элизабет поторапливала застегивающую на ней «амазонку» горничную, уверенная, что Эмили привычно управится первой и затем будет пенять ей за нерасторопность, однако, спустившись в холл, сестры там не обнаружила. Несколько минут терпеливо подождала ее появления, а потом, повинуясь какому-то неосознанному чувству, снова поднялась по лестнице и решительно открыла дверь в комнату сестры.

Эмили, уже полностью готовая и даже укрывшая плечи накидкой, сидела на полу и судорожно вытирала лицо руками.

— Эмми?..

Сестра отмахнулась и постаралась отвернуться, как будто именно Элизабет ее обидела. Но при этом плечи ее задрожали, и Элизабет поняла, что Эмили старается сдержаться — и не может.

Она осторожно приблизилась. Чуть поколебавшись, коснулась ее плеча. Эмили не сбросила ее руку, и это придало Элизабет уверенности. Она опустилась возле сестры на колени, взяла ее безвольную руку, сжала в своих. Плачущая Эмили — это было явление совсем уж из ряда вон выходящее, и на фоне последних событий взволновало Элизабет не на шутку.

— Что случилось, пчеленок?

Это смешное прозвище из детства сорвалось с ее губ само собой, но, кажется, именно оно заставило Эмили заговорить.

— Прости, Лиззи, я вовсе не хотела… Я не позволяла себе плакать… Я понимаю, что должна быть сильной, — мы все сейчас должны быть сильными!.. — слезы, однако, катились по ее щекам — чистые детские слезы, и Элизабет прижала голову сестры к своему плечу. Сколько же Эмили пришлось вынести за последние дни! Вспышку отца, его арест, исчезновение Черити — и все это в полном одиночестве: мудрено ли тут сорваться? Вот и старшая сестра вместо того, чтобы поговорить по душам, предавалась вчера утехам с мужем. А Эмили, быть может, мучилась всю ночь — снова одна, снова лишь сама с собой…

— Поплакать не значит быть слабой, — мягко проговорила Элизабет. — А уж передо мной тебе и вовсе нечего доказывать: я лучше всех знаю, на какие подвиги способна моя чудесная младшая сестра.

— Какие еще подвиги? — буркнула было Эмили, но Элизабет почувствовала в ее голосе заинтересованность и потому принялась перечислять:

— Разве не ты первой протянула Энтони руку дружбы, подав мне пример? — напомнила она. — Разве не ты придумала пикник, чтобы позволить нам понять друг друга? Разве не ты нашла завещание мистера Генри Рида, позволив Энтони сохранигь Кловерхилл и избавив его от куда более серьезной опасности? Ты стала залогом нашего с ним счастья, и я буду в вечном долгу перед тобой.

Эмили быстро улыбнулась сквозь слезы.

— Я так люблю тебя, Лиззи, что все это получается само собой, — очень просто и очень душевно сказала она. Однако тут же посерьезнела. — Только я совсем не такая хорошая, как ты думаешь… Я… Это я виновата в том, что Черити пропала…

Если она думала, что сестра ахнет, всплеснет руками, начнет ругать ее за это, то Элизабет даже и не думала о подобном. Она лишь покачала головой и погладила Эмили по чуть растрепанным волосам.

— Ну и откуда подобные мысли в столь ясной головке?

Эмили вздохнула, посмотрела куда-то в сторону, будто борясь со стыдом.

— Если бы она была ясной, я не завидовала бы счастью мисс Миллс и не ревновала бы папу к ней, — по традиции напрямик ответила она. — И попробуй сказать, что не осуждаешь меня за это!

А вот теперь Элизабет ощутила сильнейшее удивление. Нет, она знала, конечно, что младшая сестра не испытывала к их гувернантке столь же нежных чувств, как она сама, принимая ее исключительно как учительницу, а не как подругу и тем более мать. Но она никогда не давала понять, что Черити ей чем-то неприятна. Не грубила ей, не вредила, не жаловалась отцу на какие-то ее ошибки, и Элизабет даже подумать не могла, что Эмили Черити неприятна.

— Я не могу осуждать то, во что не верю, — заметила Элизабет. Эмили отпрянула, вскочила.

— И совершенно напрасно! — заявила она. — Я относилась к Черити с симпатией и уважением и даже немного сочувствовала ее безнадежной влюбленности в папу, но, когда она стала его невестой, все переменилось. Я не думаю, конечно, что она женила его на себе каким-то обманом, но она забрала отца себе. Забрала у нас, Лиззи! Ты, занятая мистером Ридом и нашедшая в его лице новую любовь, должно быть, не ощущала этого так остро, как я! Но мы с папой раньше были очень близки… Хоть он и немного времени проводил дома, но тратил его на нас с тобой! А после свадьбы стал думать только о ней и видеть только ее одну! А уж когда она забеременела, и вовсе начал носиться с ней, как с ребенком! Даже смотреть смешно! Я пыталась пару раз его образумить, напоминала, что для этого есть горничные, но он словно бы и не заметил. Он вообще перестал замечать что-либо, кроме нее! Я… Да вот так вот, Лиззи, я завидую и ревную! Мне не хватает папы, а он… он…

Ее снова заколотило в рьщаниях, и Элизабет, поднявшись, крепко прижала сестру к себе. Эмили попыталась было вырваться, но Элизабет ей этого не позволила. Сомкнула объятия, пытаясь не утешить, а поддержать, дать возможность выплеснуть все накопившееся, чтобы после Эмили сумела ее услышать.

— Уверена, что ни папа, ни Черити даже не подозревали о твоих чувствах, — сказала она, когда Эмили немного затихла. Та раздраженно мотнула головой.

— Конечно нет! — фыркнула она. — Что я…

— Уверена, что ты не желала ни папе, ни Черити несчастий даже мысленно, — не дав ей продолжить, задала следующий вопрос Элизабет и получила точно такой же ответ. Улыбнулась.

— Уверена, ты сейчас со всей искренностью желаешь найти Черити и освободить папу из тюрьмы, а когда нам это удастся, будешь счастлива их воссоединению.

— Буду! — буркнула Эмили, поняв, куда клонит сестра. — Только это ничего не меняет. Папа велел мне быть с Черити, а я так рассердилась, что он мне даже слова доброго не сказал, что легла спать и ни разу за ночь не зашла посмотреть, как там она!

— Объяснил ли тебе папа, что произошло и почему ты должна быть столь внимательна к Черити? — приподняла брови Элизабет и снова погладила растерянную сестру по голове. — Знаю, что не объяснил, — вздохнула она. — А потому винить в исчезновении жены может только себя. Они взрослые люди, Эмми, а ты по сути еще ребенок и не должна нести ответственность за чужие ошибки. Поверь, пчелка, ты не имеешь к несчастью папы и Черити никакого отношения! Не изводи себя: ты чудесная девочка, и всем нам очень повезло, что ты у нас есть!

— Тоже мне, везение, — буркнула еще сердито Эмили, но скорее для виду, нежели искренне, и Элизабет звонко поцеловала ее в мокрую щеку.