Улыбка невольно тронула ее губы. Только Элизабет знала его истинную страсть. Но что же она за человек такой, если даже сейчас мечтает о подобных вещах и втайне ждет наступления новой ночи?

— Я вдруг подумала, что Черити, возможно, могла отправиться к родителям, — проговорила она, снова глядя в окно, чтобы скрыть загоревшиеся стыдом щеки. — Они, конечно, живут на другом конце Англии, и отношения у них с Черити не были особенно теплыми, но больше ей не к кому обратиться за помощью. А у родителей хотя бы крыша над головой.

Энтони кивнул и предложил отправить мистеру и миссис Миллс телеграмму.

— И дать объявление в газету! — поделилась еще одной идеей Элизабет. — Там часто печатают о пропаже людей; не знаю, помогает ли, но мы должны использовать все возможности.

Энтони снова кивнул и улыбнулся.

— Я думал, что приобрел жену, а оказывается — еще и самого настоящего сыщика, — шутливо заметил он. — Вы просто незаменимый помощник барристера, миссис Рид!

— Хорошо, что тебя не слышит Джозеф, — рассмеялась Элизабет. — До конца жизни ты не оправдался бы за такие слова.

Энтони пожал плечами, радуясь ее смеху. Ему нравилось и то, что она не скрывала от него собственные переживания, и то, что ему удавалось развеять их. Элизабет верила ему, и оставалось только надеяться, что он ее не подведет.

*Радость моя! Ты все еще мне снишься, или столь прекрасное утро у меня наяву? (ит.)

Разговор с мистером Уивером выдался непростым: тот явно провел ночь без сна и готов был принять лишь самые добрые вести, коих у посетителей не оказалось. Энтони оставил Элизабет с отцом наедине, а сам отправился в кабинет начальника тонтонской полиции, чтобы договориться с тем о внесении залога за задержанного. Однако здесь столкнулся с нежданным препятствием.

— Видите ли, мистер Рид, какая незадача, — вздохнул тот и как-то горестно погладил папку, очевидно, с документами по процессу Томаса Уивера. — Я был бы рад оказаться вам полезным, ибо наслышан о ваших делах и весьма впечатлен ими, однако сегодня утром мы получили новые подробности этого дела, из-за которых освобождение под залог становится решительно невозможным.

Энтони, подавив несвоевременно явившееся раздражение на очередную пакость судьбы — добро, не его, — попросил старшего инспектора пояснить это заявление. Тот открыл папку, достал оттуда бумагу и протянул ее мистеру Риду.

— Вот, ознакомьтесь, — предложил он. — Пришло из местной больницы. Второго дня к ним поступил избитый до полусмерти пациент. Нашли его недалеко от вокзала, без сознания и с переломанными костями. Пока оперировали, было не до полиции. Мы же, выехав сегодня с утра на вызов, нашли в кармане сюртука пострадавшего паспорт на имя мистера Эшли Ходжа. Вот и получается, что мелкое хулиганство, вменяемое мистеру Уиверу, теперь рассматривается как покушение на убийство и потому отпускание под залог исключает.

Энтони тщательно изучил данную ему бумагу, но ничего любопытного в ней не нашел.

— Насколько я знаю, плетью невозможно переломать человеку кости, — заметил он. Старший инспектор кивнул.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, — сказал он и достал следующую бумагу. — Возможно, у мистера Ходжа были иные враги помимо мистера Уивера, которые и добавили ему неприятностей. Но обстоятельства таковы, что в заявлении мистера Ходжа указаны побои без уточнения, чем именно те были нанесены. Более того, в показаниях мистера Уивера также значатся побои. Он подписал их не глядя, будто даже с гордостью за совершенное. А нынче, как изволите видеть, такая гордость может выйти ему боком.

Энтони прочитал оба документа, убедился в том, что правда на стороне старшего инспектора, потом вернул ему их и прошелся по кабинету.

— Вы же понимаете, что ситуация сложная, мистер Рид, — будто прося за это прощения, сказал ему собеседник. — Если бы мистер Ходж был в сознании, мы допросили бы его и выяснили, кто именно нанес ему столь серьезные травмы. По его заявлению мы также могли бы открыть новое дело и объявить розыск преступников.

В данный же момент у нас есть жертва, есть задержанный за его избиение и признавший свою вину злоумышленник и нет основания проводить до следствие. Поэтому я могу лишь посочувствовать вам и мистеру Уиверу и пожелать скорейшего выздоровления мистеру Ходжу, чтобы он сумел внести ясность в это дело.

Энтони неслышно хмыкнул: он-то как раз в выздоровлении Ходжа видел лишь еще большую угрозу мистеру Уиверу, не сомневаясь, что тот оболжет благодетеля, заявив, будто бы именно он довел его до больничной койки. И, пожалуй, куда как лучшим способом защитить Томаса Уивера был бы проведенный без показаний Ходжа суд. У Энтони имелся способ поспособствовать такому развитию событий, но сначала он должен был выяснить пару вещей.

И принять важное решение.

— Лиз… — он понятия не имел, как она отреагирует на его известие. Немедля бросится в больницу сидеть у постели искалеченного кузена? Призовет еще пару проклятий на его голову и забудет о его существовании? Вряд ли на это можно было рассчитывать. Однако скрывать от жены такие сведения было еще большей глупостью: во-первых, рано или поздно они все равно раскроются, и тогда Энтони окажется ревнивым и корыстным мерзавцем, не способным перешагнуть через собственный эгоизм ради умирающего человека; во-вторых, ему необходимо было пообщаться с лечившим Ходжа доктором, а сделать это без Элизабет было решительно невозможно. Пришлось положиться на ее благоразумие. — Боюсь, что у меня плохие вести…

— Черити? — испуганно воскликнула она и схватила его за руки, глядя огромными взволнованными глазами. — Ее нашли? Она… С ней…

— Нет, не нашли, — поспешил развеять ее страхи Энтони. — Речь не о Черити.

Речь о твоем кузене. Он здесь недалеко, в тонтонской больнице. И, боюсь, ему очень плохо.

— После папиной ласки? — явно не поверив, нахмурилась Элизабет. — Да после нее не то что рубцов, даже памяти не останется!

Энтони кивнул, трусливо желая на этом и остановиться. Вроде как про неприятности Ходжа он сказал, о больнице упомянул, нужно ли вдаваться в подробности?

И все же, пересилив себя, он передал любимой то, что узнал от старшего инспектора. По мере его повествования Элизабет все сильнее бледнела и хмурилась, и Энтони ждал ее ответа с откровенно дурным предчувствием. Однако Элизабет снова его удивила.

— Надо выяснить, что произошло на самом деле, — сказала она. — Папа не стал бы нам лгать, а значит, кто-то другой напал на Эшли уже тогда, когда папа был в тюрьме. Это ведь как-то можно доказать, Энтони? Чтобы папе не пришлось отвечать за чужие грехи? А Эшли ведь обязательно скажет, что это его вина, что сам он просто не любит докторов и не пошел к ним сразу после стычки с папой, а когда обратился, оказалось, что уже слишком поздно. Мы не можем допустить этого,

Энтони! Надо что-то придумать!