колдун, раз способен вызывать любые чувства, какие пожелает{728}. Она также сообщила Гримму о прибытии нового архитектора, Чарльза Камерона: «В настоящее время я заполучила мистера Камерона, шотландца по национальности, по кличке Якобит. Он великий рисовальщик, взращенный на старине, известный по книге о древних банях. Мы моделируем с ним террасный парк с банями внизу и галереей наверху»{729}. Камерон заявлял, что он — прямой потомок Камерона из Лохьела, чьим гербом пользовался, но на деле он был сыном строителя-спекулянта из Лондона, который, когда Чарльз уехал в Россию, находился в долговой тюрьме. Как упоминала Екатерина, Чарльз опубликовал в 1772 году книгу по древним римским баням, которая и убедила Екатерину и ее посла в Лондоне, что стоит пригласить его в Россию — поработать на нее.

Партнерство Екатерины с ее шотландским архитектором оказалось очень продуктивным. Планы, о которых она упоминала в письме Гримму, воплотились в Царском Селе в виде павильона Агаты и колоннады, которая стала известна как Камеронова галерея. Однако перво-наперво Камерон (которому вначале дали рабочее помещение над квартирой при оранжерее в Царском Селе, занятой садовником Джоном Бушем и его семьей) приступил к работе по перестройке комнат внутри Екатерининского дворца согласно планам императрицы. Сначала он работал над анфиладой из восьми комнат в северном конце дворца, известной как Первые покои. Они предназначались для великих князя и княгини и состояли из голубой рисовальной комнаты, китайского кабинета, приемной, зеленой обеденной комнаты, спальни, музыкальной комнаты, студии для рисования и резки по слоновой кости и комнаты для слуг. Екатерина одобрила результаты трудов Камерона — анфилада была закончена в 1782 году, — предпочитая его неоклассический стиль с приглушенными цветами и чувством пространства и симметрии барочным красотам Растрелли. Позднее Камерон работал над южным крылом дворца с еще двумя анфиладами — Четвертыми и Пятыми покоями, включавшими общие и личные комнаты императрицы.

Екатерина также была довольна, что Райффенштайн нашел для нее еще одного архитектора, итальянца Джакомо Кваренги, который вскоре прибыл со своей женой. Императрица надеялась, что последняя станет доброй подругой жене Паизиелло. Ее письмо от 23 августа заканчивалось обычными похвалами старшему внуку, который по-прежнему оставался таким, какого она только могла желать:

«Но вот идет монсеньор Александр; я смастерила из него прекрасного ребенка. Просто удивительно: хотя он еще не умеет говорить, знания этого малыша на двадцать месяцев опережают возможности любого другого ребенка трех лет. Бабушка делает из него что хочет. Черт побери, он будет всеми любим. Я не ошибаюсь насчет этого: так как он весел и старателен, он способен расположить к себе с самого начала. До свидания, я должна идти играть с ним»{730}.

Пока Екатерина играла с Александром, Иван Римский-Корсаков пребывал в другом месте. Кажется, почти все при дворе, кроме Екатерины, знали, что «дикая страсть» графини Брюс с красивому молодому человеку не была заглушена надолго и что Ивана уговорили ответить. Так как графиня Брюс была ровесницей Екатерины — и ее старейшим другом, — у Римского-Корсакова не было даже того оправдания, что он увлекся более молодой женщиной. Похоже, единственное, что замечала Екатерина, — это что она часто не знала, где находится ее фаворит. В начале июля она сообщила Гримму, что «Пирр» немного приболел, но теперь выглядит еще более гордым и озорным, чем прежде (если это возможно).

Детальное описание формальной стороны жизни при русском дворе того времени дано англичанином, архидьяконом Уильямом Коксом, который посетил Россию в качестве компаньона и учителя юного племянника герцога Мальборо, совершавшего пятилетний «Большой тур» по Европе. Кокса и его подопечного представил императрице сэр Джеймс Харрис. Это произошло 20 сентября 1779 года, в день двадцатипятилетия великого князя Павла. Новое лицо оставило следующую запись об означенном событии:

«На входе в гостиную стояли на часах два [вот так] пехотинца-гвардейца. Их форму составлял зеленый кафтан с красными обшлагами и пелериной, белым жилетом и бриджами; на них были серебряные шлемы, закрепленные под подбородком серебряной застежкой, украшенные пышным плюмажем из красных, желтых, черных и белых перьев. Внутри гостиной, у дверей коридора, ведущего в покои Ее величества, стояли два солдата из рыцарей-телохранителей — вероятно, являющихся самыми нарядными во всей Европе. На них были каски, как у античных воинов, с пышным плюмажем из черных перьев, и вся одежда выдержана в том же стиле: цепи и широкие пластины из чистого серебра поверх формы создавали вид удивительных доспехов, сапоги их были богато украшены тем же металлом.

В гостиной мы нашли многочисленную толпу иностранных посланников, русской знати и офицеров в разнообразных мундирах, ожидающих прибытия императрицы, которая находилась на церковной службе в дворцовой часовне, куда мы также отправились. Среди удивительного стечения знати я заметил императрицу, стоявшую отдельно за перилами — единственное отличие, которым было отмечено ее место. Прямо вплотную за ней стояли великие князь и княгиня, а позади беспорядочная толпа придворных. Императрица постоянно кланялась и часто крестилась согласно правилам греческой церкви, проявляя набожность. Перед завершением службы мы вернулись в гостиную и заняли место возле двери, чтобы быть представленными при входе Ее величества. Наконец, около двенадцати главный распорядитель двора, дама гардероба, фрейлины и другие камер-фрау прошествовали по двое длинной чередой, объявив о приближении государыни. Ее величество вошла медленной, торжественной походкой с большой важностью, держа голову очень высоко, и постоянно кланялась направо и налево, проходя вдоль рядов. Она приостановилась на входе в большую гостиную и очень приветливо поговорила с иностранными посланниками, пока те целовали ей руку. Затем она сделала несколько шагов вперед, и нас отдельно представил вице-канцлер граф Остерман. Мы тоже имели честь поцеловать руку ее величества. Императрица по своему обыкновению была в русском наряде. Это было платье с коротким шлейфом и жилетом с рукавами до запястья, польского образца; жилет был из золотой парчи, а платье из легкого зеленого шелка; волосы были невысоко уложены и слегка припудрены, шляпа — обильно украшена бриллиантами; на щеки нанесены румяна. Она, будучи немного ниже среднего роста, производит величественное впечатление; лицо, когда она говорит, выражает и достоинство, и любезность. Она медленно прошествовала через гостиную к своим покоям и вошла туда одна. Великие князь и княгиня проследовали за императрицей до двери, а затем ушли в свою гостиную, где у них был собственный прием; так как