Неделей позже Римский-Корсаков был официально отставлен самой императрицей. Потемкин, решив, что ситуация не может больше длиться, и понимая, что тонкие меры будут неэффективны, организовал все так, чтобы Екатерина наткнулась на свою лучшую подругу и своего фаворита в компрометирующей позе, если не вообще in flagrante delicto (на месте деликатного преступления). После этого все выплыло наружу, и императрица поняла, что пара обманывала ее долгие месяцы. При поддержке Потемкина она с замечательной стойкостью пережила то, что должно было стать тяжелым ударом. Несколько дней она проболела, но отнеслась к сложившейся ситуации с характерным для нее великодушием по отношению к экс-фавориту, решив, как обычно, не тратить времени и эмоциональной энергии на сбежавшее молоко. Через Ивана Бецкого она сообщила Римскому-Корсакову о своем намерении обеспечить его будущее, поставив условием, чтобы он уехал, попутешествовал и со временем женился на ком-нибудь подходящем.

Но высокомерный недоросль Римский-Корсаков был слишком переполнен собой и уверен в своих способностях очаровать любую женщину так, что она ответит ему благосклонностью. Он продолжал разрушать, не только отказавшись покинуть Петербург и сплетничая о своих сексуальных приключениях с императрицей, но предав и графиню Брюс: он вступил в связь с красавицей графиней Екатериной Строгановой, которая была так увлечена, что оставила ради него мужа и ребенка. Бедному графу Строганову ужасно не везло с женами: его первая жена, Анна, находилась в любовной связи с Никитой Паниным; они были на грани развода, когда она умерла.

Даже Екатерина впала в ярость, и опасного молодого человека выслали в Москву. Графиня Брюс совсем потеряла голову; тоже лишившись своего положения при дворе, она последовала за Римским-Корсаковым в Москву. Но он больше не желал ее, и ей пришлось вернуться к своему многострадальному мужу, графу Якобу Брюсу. Ее дружба с Екатериной уже не восстановилась. Графиня Брюс умерла в Москве 7 апреля 1785 года. Екатерина отреагировала на это, послав письмо Гримму с типичным для нее великодушием и пониманием: «Невозможно не плакать по ней, если вы знали ее хорошо, потому что она была милой. Шесть или семь лет назад мне было бы гораздо больнее, потому что с того момента мы стали дальше друг от друга, чем были ранее»{737}.

До того, как начать действовать после позорного поведения Римского-Корсакова, Потемкин подыскал другого молодого человека на место, дарящее благосклонность и любовь императрицы. Однако на этот раз Екатерина последовала своему собственному вкусу и выбрала двадцатидвухлетнего офицера конной гвардии по имени Александр Ланской. Несмотря на неблагоприятные обстоятельства, в которых этот торопливый выбор был сделан, он оказался одним из самых удачных решений Екатерины.

15. Императрица и император

(1779–1781)

Если мне придется начать петь ему хвалы, я никогда не закончу.

Екатерина II по поводу Иосифа II

По мере нарастания количества лет и с появлением статуса бабушки изменилась реакция Екатерины на фаворитов. Хотя она все еще горячо ценила мужскую красоту и нуждалась в том, чтобы иметь рядом любящего и любимого друга, особое внимание уделялось теперь не сексу (который, может быть, никогда и не играл такой уж важной роли в ее отношениях, как любили представлять современники и более поздние комментаторы), а педагогике и желанию разделить с человеком свои артистические и архитектурные наклонности.

Потребность обучать и воспитывать и себя, и других всегда была решающей компонентой сущности Екатерины, но появившиеся внуки будто освободили в ней дополнительный очаг энергии, чтобы «сделать что она хочет» из любимых мальчиков возле нее — и внуков, и фаворита. Хотя по всем воспоминаниям Александр Ланской не был особо одаренным или талантливым, он стал в то время идеальным товарищем для Екатерины, потому что обладал выдающимися способностями к обучению — жаждал учиться и очень быстро усваивал информацию (что обычно и определяют термином «развитие»). У него оказалось большое количество родственников, которые были рады обретенному богатству и статусу — потому что его положение неизбежно приносило выгоды им тоже, — и он, похоже, любил и уважал Екатерину, а она любила его. Он, несомненно, принес ей счастье и стабильность. Он вроде бы даже рад был смириться с местом Потемкина в центре жизни Екатерины и в качестве отцовской фигуры по отношению к себе.

К концу 1779 и в начале 1780 года Екатерина была очень занята разработкой планов инспекционной поездки, которую решила совершить в мае и июне. Она намеревалась проверить, как работает на практике ее Губернская реформа 1775 года, осмотреть новые территории, приобретенные Российской империей в результате разделения Польши в 1772 году, и повстречаться с Иосифом II, императором Священной Римской империи, правящим совместно с матерью, Марией Терезией. Как она объяснила Гримму, сожаление вызывало лишь одно:

«Правда, монсеньор Александр не обрадуется моему отъезду, но что я могу поделать? Когда он покидает мои покои по собственному желанию, он совершенно счастлив, но если я ухожу от него, он громко плачет и пишет мне письма из своей комнаты; если он болеет, он посылает за мной. Когда я прихожу, он оживает, что бы с ним ни было. Он очень необычный ребенок; он состоит из инстинктов: те, кто не следил за ним, не верят, что он весь из духа или воображения, но я утверждаю, что он будет крайне редким сплавом из инстинктов и знания; он уже знает больше, чем другой ребенок в четыре-пять лет. Кроме того, его особенно задевают аналогии, и опять именно мне приходится объяснять их ему; так как я всегда нахожу для него простые причины и никогда ни в чем не обманываю его, он считает, что ничего по-настоящему не знает, пока не узнает этого от меня»{738}.

В дополнение к работе над законодательством и подготовке к путешествию Екатерина составляла «Азбуку» правил поведения для детей. При этом она находилась под влиянием друга Гримма мадам д’Эпине, автора «Бесед с Эмили» — работы, где она описывает моральное воспитание своей внучки, используя стиль вопросов-ответов, которую применила и Екатерина.

«Она начинается с сообщения ребенку прямо, что он ребенок, рожденный голым, как рука, ничего не знающим, что все дети рождаются такими, что при рождении все люди одинаковы,