– Хотя бы для того, чтобы отомстить ему.

– Увидеть его снова? Нет! – ужас охватывал ее при одной мысли о том, чтобы встретиться взглядом с холодными и жестокими глазами Пико делла Мирандола.

– Ты должна уничтожить его, иначе он всегда будет сидеть в тебе и пожирать изнутри, как пожирает гусеница прекрасный цветок. Ты должна снова стать сильной, Джованна!

– Зачем? Все мертвы… я мертва… зачем бороться?

– Но ты сбежала от него, значит, решила бороться. Ты не можешь не бороться, это твоя судьба, Джованна.

Порой она мечтала встретиться с Джакомо, но понимала, что пересечься с братом в шумном городе – задача невыполнимая. К тому же она не знала, жив ли он еще.

Купив травы для настоек, погруженная в свои печальные мысли, она, выйдя из переулка, случайно столкнулась плечом с высоким светловолосым пожилым мужчиной в желтом камзоле.

– Простите, госпожа, – чуть поклонился он, и Джованна узнала одного из художников, который много рисовал ее. Сандро Боттичелли в следующую секунду узнал Джованну Альба и сильно побледнел.

– Нет, не бойтесь, мессер Сандро, – Джованна заставила его завернуть за угол, потянув за рукав. Тот послушно последовал за ней, не в силах произнести и слова.

– Я живая. Не призрак, – успокоила она его.

– Моя прекрасная госпожа…

Сандро с нежностью обрисовывал взглядом линии ее лица.

– Но как?

– Мы можем где-нибудь поговорить наедине, мессер Сандро? – торопливо спросила она.

– В моей мастерской. Она сейчас пустует… Здесь, рядом.

Джованна доверяла художнику. В его движениях и теле всегда читалась какая-то трогательная неуклюжесть, свойственная человеку мечтательному и живущему творческим трудом. Она доверилась ему, скорее как животное, чем как человек: от таких, как Сандро, не исходит опасность, их движения медлительны и спокойны.

В мастерской действительно никого не было.

Джованна вдруг увидела круглую картину: Мадонна с похожим на ее лицом в окружении ангелов.

Она подошла ближе.

– Без вас я не могу воспроизвести точно… – Сандро безвольно махнул в сторону картины.

– Так даже лучше. Без сходства. Как будто она – женщина, которой нет…

– Я бы хотел снова, если вы позволите, писать с вас. Вы же живете во Флоренции?

– Временно… – уклонилась Джованна. Она долго смотрела на спокойное лицо Мадонны, а потом повернулась к Сандро. – И боюсь, если вы задумаете писать меня снова, Сандро, Мадонны из меня не выйдет. Вам придется искать сюжет более… жестокий. Как сюжет несчастной Лукреции, которая убила себя, не в силах снести насилия. Или сюжет Юдифи, которая нашла в себе силы отрезать голову своему врагу.

Сандро молчал, наблюдая за Джованной. Она стояла в лучах дневного света, отбрасывая тень на картину. В ее глазах была боль, невысказанность, что-то, пугающее своей безысходностью, отчаянием.

– Или вот… не знаю… может, есть сюжет, где можно быть счастливой?

Она криво улыбнулась, потому что губы ее дрожали. Сандро молча шагнул к ней, огромный, неуклюжий, и крепко обнял. И маленькая Джованна, с детства привыкшая к его медлительной мягкости, разрыдалась у него на плече.

– Я не хотела… не хотела пугать вас, мессер Сандро… – всхлипывая, попыталась отстраниться она.

– Но что-то пугает вас, моя госпожа. Что именно?

Она сглотнула.

– Все. Я так устала бояться всего, а как сделать так, чтобы не бояться – не знаю.

– Я тоже не знаю, – глупо признался он.

– Сандро, может, вы знаете, где мой брат Джакомо?

– Он в монастыре Сан Марко, насколько я знаю.

– Вот как…

И, сама того не ожидая, Джованна выложила торопливо, задыхаясь от слез, свою странную, жуткую историю, начиная с похищения. Сандро плакал, глядя на нее, потому что совершенно не знал, как ей помочь. Но она, похоже, и не ждала от него помощи, а искала только сочувствующего слушателя. Пока они говорили, словно сопровождая ее настроение, солнце спряталось, пошел ливень. Когда Джованна закончила свой рассказ, дождь стал более тихим, печальным, робко шелестел по крыше, стекая по желобам на мостовую.

– Спасибо… Мне нужно было рассказать кому-то… кто знал меня тогда. И это счастье, что вы повстречались мне, Сандро.

Джованна еще раз обняла его, а когда выходила, он окликнул ее:

– Я напишу их, госпожа.

– Что? – не поняла она.

– Эти картины. И посвящу их вам.

Она улыбнулась, повернулась и вышла из его мастерской. Теперь уже навсегда.

В тот же день, двадцать первого октября, когда происходил разговор Джованны и Сандро Боттичелли, в Павии скончался Джан Галеаццо Сфорца, племянник Людовико Сфорца, муж Изабеллы, дочери Альфонса Второго, короля Неаполя. Практически ни у кого не оставалось сомнений, что юноша был убит своим дядей. Однако это не помешало Людовико Сфорца стать, теперь уже окончательно и официально, герцогом Милана. Изабелла осталась в Павии под замком, ее переписка с отцом тщательно контролировалась. Молодая вдова впала в печаль, осознав, что сражение за власть в Милане проиграно.

Французская армия двигалась вдоль побережья по направлению к Флоренции. Ситуация складывалась весьма щекотливая: Рим сообщил, что предоставит французам проход через свои земли к Неаполю. Единственным, кто не высказался четко о своей позиции, оказался Пьеро Медичи. Ведь сначала он сообщал Альфонсу II, что поддержит его, ожидая, что так поступят остальные государства. А теперь он остался один… Взять свое слово назад? Заявить о нейтралитете, как то сделала Венеция?

Пока Пьеро Медичи думал, Карл Восьмой потерял терпение, взял штурмом пограничный замок Республики и потребовал от Флоренции капитуляции. Понимая, что еще немного, и его нерешительность покажется всем вокруг трусостью, Пьеро Медичи решил повторить подвиг своего отца, который так поразил в свое время враждебного ему короля Неаполя Фердинанда. Пьеро в одиночку отправился на встречу с Карлом Восьмым, надеясь впечатлить короля и свой город героизмом. Но… ни по характеру, ни по везению отец и сын и рядом не стояли, да и Карл Восьмой был не королем Неаполя. Поступок Пьеро выглядел как жест отчаяния, а не мужества. Встречали его презрением.

Карл сразу же выдвинул требования: право занять портовые города Пизы и Ливорно, оставаться там столько, сколько потребуется, иметь свободный проход по территории Тосканы. У Пьеро были козыри (ведь французский король нуждался в прикрытии своих тылов во избежание возможного окружения, а также хотел иметь возможность свободного отступления во Францию). Возможно, прояви он характер, Пьеро снискал бы уважение Карла Восьмого, человека практически необразованного и следующего лишь за своими примитивными инстинктами обжорства, крайней похотливости и жажды славы и власти. Но Пьеро Медичи, человек хоть и образованный, но по недалекости сравнимый с Карлом Восьмым, уступил. И это обошлось ему очень дорого.