Изо всех сил пыталась воскресить в себе былую уверенность.

– Я Князь, – шептала она в состоянии, близком к горячке. – Я командовал отрядом. Я принимал решения. Я смогу собраться. Я смогу.

Но тут же начинала дрожать от страха.

Граф делла Мирандола смог разрушить ее личность, проник в душу, оставил там следы и часть себя. И эта частичка теперь нашептывала, что Джованне не сбежать. Он найдет ее, устроит погоню с собаками и найдет. А когда найдет, то больше не отпустит. Никогда.

Джованна напоминала себе, что находила выходы из сложных ситуаций. Вспоминала о любви братьев, отца и Марко к себе, чтобы снова ощутить их поддержку. Но вместо тепла их любви находила только липкий страх и ужас перед графом. Почувствовав, что опять наступает приступ паники, хватая воздух ртом, она приподнялась на руках.

– Я не хочу, не хочу бояться, – она поползла дальше на четвереньках, борясь с желанием вернуться к укрытию и не двигаться, лечь и задохнуться от ужаса. Страх обездвиживал, но она понимала, что сидеть на одном месте опасно.

Цепляясь пальцами за выжженную траву и землю, сначала на четвереньках, потом встав на ноги, она смогла уйти от укрытия настолько далеко, чтобы преодолеть желание остаться. Паника отступила, и беглянка двинулась дальше. Больше всего она боялась двигаться кругами, поэтому, определив направление, пошла на юг.

Когда Джованна услышала перезвон колоколов совсем рядом, она с новыми силами взобралась на холм. Увидев открывающийся с холма вид на Флоренцию вдалеке, Джованна закричала от счастья и разрыдалась, впервые за несколько месяцев ощутив себя счастливой.

Пока Пико мчался следом за Анджело во Флоренцию, из тысячи возможных вариантов дальнейших действий его ум, лихорадочно обработав их все, выбрал наиболее подходящий. Зная Полициано, он был уверен, что тот, оказавшись во Флоренции, сначала решит все обдумать. Анджело никогда не действовал сгоряча, и в этом Пико видел свое спасение. Пико часто ставил эксперименты с веществами, поэтому знал, где в городе можно купить все, что ему нужно.

Он отстал от Анджело всего лишь на час. Ворвавшись к нему в дом, Пико вбежал в его кабинет. Полициано был еще в дорожной одежде, когда он повернулся к Пико, на смуглом лице мужчины по-прежнему было выражение растерянности и потрясения. Он словно разом постарел на несколько лет.

– Джованни… – жалко произнес он. В этом сдавленном полувосклицании-полужалобе было страшное отчаяние.

– Я знаю, но все не так… Я объясню!

– Ты насиловал ее! Что ты можешь объяснить?

– Нет, нет, она просто всегда такая тихая… Анджело…

– Кто она? Это на ней ты собрался жениться?

– Да.

– Но почему ты держишь ее там? Кто она? Она ведь не простолюдинка, Пико, ты же не совершишь такой мезальянс?

Пико улыбнулся.

– Вели подать вина, я все тебе расскажу.

Анджело трясло. Пико делла Мирандола начал издалека, но когда Полициано начал догадываться, о ком он ведет речь, то внутри него все окаменело от ужаса. Никогда не предполагал он в прекрасном и умном человеке такой дикой жестокости. Пико говорил о любви – Анджело видел похоть. Пико произносил «предназначение» – Анджело слышал «одержимость». Снова и снова перед его глазами вставала увиденная им сцена, лицо Пико, на котором одновременно были видны бескрайнее удовольствие и холодная жестокость. Лица девушки он не видел, но ее безвольное белое тело и рассыпавшиеся по кровати густые медные волосы тоже впечатались в его память.

– Она – мое вдохновение, Анджело, – Пико еще раз наполнил его бокал, тот механически принял его и отхлебнул, хоть ничего горше не пил в своей жизни.

– Джованни… для меня ты был солнцем. Ты был всем. Я даже подумать не мог, что ты способен так поступить. Ты! Ты писал о свободе человека! А ее, самую прекрасную девушку Флоренции, низвел до состояния животного, которое только дышит, ест и удовлетворяет тебя! Как ты мог?

– Ты и все остальные идеализируете меня! Но я человек, Анджело! Я такой же, как вы, может, еще несчастнее, потому что слишком умен. Я не парю в небесных сферах постоянно, я опускаюсь на самое дно человеческой сущности. Я несчастнее всех вас, потому что измазан в дерьме так, что подняться не могу, не могу расправить крылья, а душой стремлюсь в небо. Только Джованна может вытащить меня оттуда. Когда она повернется ко мне с любовью, когда в ее глазах начнет просыпаться нежность вместо смирения. Я заслужу ее любовь, мне только надо привязать ее к себе. Она будет моей женой! Говорю же тебе, Анджело, не я, а ее семья испортили все. Она любила меня!

Анджело качал головой. Братьев Альба он знал хорошо: они не раз приходили на его лекции, особенно младший, Валентин. А теперь вся картина падения семьи представала перед ним в ином виде.

– Это ты разорил их, Пико… – во рту все пересохло, к горлу подкатила горечь.

– Ты умен, Анджело. Ты очень умен. За это я и люблю тебя.

Анджело горько усмехнулся. В иной момент такое признание порадовало бы его. Но не сейчас.

– Я ухожу в монастырь, Пико, – вдруг признался он.

– Я знаю. Фра Джироламо сказал мне.

– Если ты ее любишь, Пико, отпусти. Пойдем вместе в монастырь. Я буду молиться за твои грехи. Пока не поздно, друг мой, – в его голосе звучала мольба.

– Уже слишком поздно, Анджело. Я не отступлюсь от нее.

Анджело с горечью смотрел, как Пико сжимает и разжимает длинные пальцы рук. Совершенно неуместная мысль о том, что он тоже мог бы позировать для Микеланджело и Боттичелли, как это делал Валентин Альба, вдруг удивила. А ведь лицо у Пико пусть и не классическое, но действительно правильное. Длинные каштановые волосы до плеч оттеняют холод глаз. Раньше Анджело думал, что это холодный разум. Теперь он не был в этом так уверен. Внезапная резкая боль в желудке отвлекла его и заставила поморщиться.

Пико делла Мирандола чуть наклонил голову набок.

– Анджело, я хочу, чтобы ты знал… После Лоренцо Медичи и фра Джироламо – ты мой самый близкий друг. Я люблю тебя. Но я не откажусь от моей цели.

– Я вынужден буду… – Анджело поставил бокал на стол и чуть согнулся, облегчая боль в животе. – Я должен спасти ее и тебя!

– Одно только теперь я знаю точно, мой друг, – ледяные глаза Пико показались Анджело пугающе прозрачными. – Марсилио Фичино ошибся в расчетах твоей судьбы. Возможно, он ошибся и в моей.

– О чем ты?

Боль стала слишком сильной, Анджело согнулся в кресле, а потом вдруг вывалился из него на пол, когда тело свела судорога. Пико опустился перед ним на колени, развернул к себе. По щекам графа текли слезы.

– Прости меня, Анджело. Прости, если можешь.

Анджело не мог ни закричать, ни оттолкнуть его. Да и не хотел. Он любил Джованни Пико делла Мирандола так сильно, что даже понимая, что умирает, хотел видеть его последним в своей жизни. В какой-то момент он вдруг понял его. Всю силу его чувств, вес его мучений. Словно на какое-то мгновение их души: его, отлетающая, и душа Пико, склонившаяся над ним, соприкоснулись. Он понял Пико и простил.