Когда она вышла, щеки были мокры от слез. И Джованна сама не понимала, кого оплакивала: себя или его. Шагая по ночной дороге в сторону Флоренции, она подумала, что в одном он оказался прав. Часть Пико теперь навсегда останется в ней. Джованна была беременна.

Французские войска вошли во Флоренцию утром семнадцатого ноября. Сверкая золотой кольчугой, под небесно-голубыми флагами, украшенными золотыми лилиями, Карл Восьмой въехал в город.

Флорентийцы с любопытством и волнением разглядывали бесконечные потоки сверкающих латами гвардейцев, угрюмых копьеносцев, пушки. Всю эту армию флорентийцам предстояло гостеприимно принять у себя и кормить, проглотив гордость.

Карл Восьмой поселился во дворце Медичи. Гонфалоньер Пьеро ди Джино Каппони поприветствовал короля у входа в палаццо. Король узнал его: Каппони во времена Лоренцо Медичи служил во Франции послом от Республики и сдружился с замкнутым подростком – королевским сыном. Теперь синьория надеялась, что знакомство с Каппони и суеверный страх перед Савонаролой станут двумя точками влияния на короля.

Карл Восьмой пожелал устроить пир по случаю своего визита во Флоренцию. И приказал, чтобы на пиру были все знатные семейства Флоренции. Король выбирал себе флорентийку, чтобы проживание в городе не было невыносимо скучным. Скрепя сердце, пир устроили. Савонарола на него не явился, хотя был приглашен синьорией. Под конец вечера пир превратился в вакханалию победителей, и, хотя благоразумная знать оставила незамужних дочерей дома, дамам пришлось отбиваться от опьяневших от легкости победы и триумфа французов.

Джованна хотела остаться во Флоренции. Теперь, когда Медичи были изгнаны, а Пико делла Мирандола мертв, у нее не было причин покидать любимый город. Через Сандро Боттичелли она надеялась найти работу. Ее новое положение еще больше заставляло искать оседлости и спокойствия. Нужно было поговорить с Джакомо, и ей подумалось, что суета во Флоренции пойдет на руку: проще будет уговорить привратника монастыря найти Джакомо Альба и вызвать к сестре.

У нее еще не было полного понимания того, что скоро она станет матерью. Но ребенка Джованна ни в чем винить не могла. Чем больше проходило времени, тем сильнее переплеталось в ее душе несогласие с Пико делла Мирандола и подчинение ему же. Он словно встроился не только в ее тело при помощи ребенка, но и в ее душу. Пережитое унижение и насилие воспринималось все больше как нечто неизбежное, как то, что она заслужила. Поэтому и беременность Джованна принимала оглушенно и со смирением. Как нечто логичное. Роковое.

«Возможно, – молилась она, положив ладонь на еще плоский живот, – он будет добрым. Я научу его любви. Я смогу. Я вспомню, что такое любовь, ради него».

Ей необходимо было человеческое тепло и участие. Мир был враждебен, а ей нужна была защита.

Переодевшись в женское платье, она накинула плащ, благословляя то, что на улице пасмурно, и пошла к монастырю Сан Марко.

Простое скромное здание доминиканского монастыря почему-то вызвало у нее дрожь.

«Это просто сырость», – подумала Джованна и нерешительно постучала колотушкой в дверь. Выглянувший привратник-послушник выслушал ее и пропустил в комнатку, где она могла подождать ответа.

Тут было темно и сыро. Джованна ходила из стороны в сторону, молясь, чтобы Джакомо оказался в монастыре.

– Сестра.

Она резко обернулась и задохнулась от счастья: Джакомо стоял перед ней в белой рясе. Она порывисто кинулась ему на шею, но он удержал ее на расстоянии, пожав руки. Джованна вдруг отметила, что брат не улыбается. Джакомо выглядел непривычно: лицо гладко выбрито, волосы пострижены очень коротко.

– Ты не рад видеть меня? – она жадно искала на его лице, в зеленых глазах хоть искорку радости, но не находила.

– Рад, конечно. Я молился за тебя каждый день. Правда… больше о спасении твоей души. Я думал, ты умерла. Только Лоренцо еще долго верил, что ты могла спастись. Но и он потом оставил эту надежду. Жаль, он не дожил до этого дня.

– Но ты не хочешь обнять меня… это запрещено?

– Нет. Просто не вижу в этом необходимости.

– Джакомо… как ты изменился… – Джованна чувствовала, как слезы начинают душить ее.

– Пойдем во дворик, поговорим там, – он повернулся к ней спиной и пошел вперед. Джованне пришлось последовать за ним. Ее трясло от холода, сырости и разочарования.

Они прошли на территорию монастыря и вскоре вышли в небольшой внутренний дворик. По периметру дворика шла крытая галерея, расписанная фресками. Здесь можно было прогуливаться, не опасаясь дождя.

– Здесь, в монастыре, все очень продумано, – рассказывал с гордостью Джакомо. – Есть своя система водопровода, кельи расположены на втором этаже. Есть огромная библиотека. Граф делла Мирандола, помнишь его? устроил здесь академию, чтобы противопоставить ее академии Кареджи. Его об этом попросил наш приор…

– Помню ли я графа делла Мирандола? – Джованна даже задохнулась. – Джакомо, ты рехнулся?! Он меня похитил, а ты его хвалишь!

– Это было давно, Джованна. Мы все совершаем ошибки. Граф даже принял постриг недавно и готовится присоединиться к братии. Что с тобой? Ты побледнела.

– Этим летом граф делла Мирандола после того, как он убил Лоренцо, три месяца насиловал меня.

– Это глупая шутка, Джованна.

– Тебе кажется, я шучу? Джакомо!

Она схватила его за рукава и тряхнула.

– Очнись! Это я! Джованна! Твоя сестра! Я пришла просить о помощи, но теперь не понимаю, может, помощь нужна тебе?

– Сестра… я понимаю, что жизненные испытания повлияли на тебя. Но нельзя оговаривать людей вокруг. Ты пропадала долгое время, а теперь появляешься здесь и плетешь небылицы. Граф делла Мирандола – светоч наук, он просто не способен на злодейства, которые ты ему приписываешь.

– Значит, по-твоему, я лгу? О Господи… Господи! Ты ослеп и оглох здесь, Джакомо. Не слышишь никого, кроме голоса твоего приора и проклятого графа! Мне жаль… Но ты как будто умер, оставаясь живым. Это еще страшнее, чем угасающий на моих руках Лоренцо. Я не могу, не вынесу этого!

Он начал что-то возражать, но Джованна отвернулась от него, заливаясь слезами. Она хотела вернуться к выходу из дворика, но тут дорогу ей преградил Джироламо Савонарола.

Он бесшумно появился, будто призрак, Джованне даже показалось, что его ноги не касались каменных плит дворика.

– Вот видишь, брат мой, я был прав, – сказал Савонарола. Его глаза обжигали Джованне кожу, она отступила на шаг и повернулась к Джакомо.

– Сестра, – вдруг смягчился он и взял ее под руку. – Приор видел тебя во сне. Он знал, что ты придешь ко мне…

– Грешница ступает по горящим углям, кожа ее покрывается пузырями и лопается, яд выливается на алые раскаленные камни, но уста ее не перестают исторгать ложь.