Другие проблемы проявились в тот момент, когда в период Тайсо производственный сектор японской экономики начал явственно распадаться на две половины. Верхний уровень дуальной структуры (как ее стали называть экономисты) состоял преимущественно из производств тяжелой промышленности, компаний, входивших в состав ведущих дзайбацу, а также некоторых крупных текстильных фирм, таких как Канэбо. Эта последняя возникла в 1887 г. под названием Канэгафучи Босэки, в 1889 г. вошла в состав дзайбацу Мицуи, а позднее перешла на производство косметики и парфюмерии. На нижнем уровне находились мелкие и средние фабрики, производившие текстиль и другие потребительские товары, которые они могли продавать по рыночным ценам, а также мелкие субподрядчики крупных фирм.

Еще одной характерной чертой модернизации японской экономики было то, что мелкий и средний бизнес продолжал существовать, приобретая все более конкретную форму. Даже в 1929 г. около 20 % производства промышленных товаров приходилось на фирмы, на которых трудилось не более 4 человек. Еще 40 % производили предприятия с количеством рабочих от 4 до 99. Более того, в 20-х гг. XX в. рост рабочих мест осуществлялся именно за счет подобных предприятий. По данным статистики, в 20-х гг. количество рабочих мест увеличилось на 11 %. В то же самое время количество рабочих мест на предприятиях с более чем пятью сотнями работников снизилось до 19 000 (16 % от аналогичного показателя 1920 г.). Таким образом, на протяжении почти всего периода Тайсо неожиданно большая доля японского промышленного производства приходилась на относительно небольшие мастерские или фабрики, которые имели много общего с предприятиями легкой промышленности эпохи Мэйдзи и совсем не напоминали бастионы современной тяжелой промышленности, дымящие трубы которых должны были доминировать в пейзаже Тайсо.

Жизнь зачастую была трудна как для рабочих, так и для владельцев небольших предприятий, находившихся в нижней части дуальной структуры. Эти фирмы обычно располагали небольшими капиталами и скудным оборудованием. Поэтому сокращения заработной платы, увольнения и банкротства превращались в обычное явление во время периодических спадов в экономике. Более того, производительность и доходы на протяжении 1920-х оставались низкими. Ситуацию усугублял тот факт, что на каждое рабочее место претендовало несколько кандидатов, поэтому работодатели могли не утруждать себя повышением зарплат. К своему разочарованию, большинство мужчин и женщин, работавших на малых и средних предприятиях в послевоенную эпоху, обнаружили, что их реальный заработок снижается из-за повышения стоимости жизни. Разница в зарплате работников предприятий верхнего и нижнего уровня дуальной структуры достигала значительных размеров (см. таблицу 11.3).

Развитие японской экономики в эпоху Тайсо тормозили и недуги сельского хозяйства. В период между 90-ми гг. XIX столетия и концом эры Тайсо материальные условия существования в сельской местности значительно улучшились. Однако повышение уровня жизни в деревне не всегда приносило с собой экономическую стабильность. Земледелие продолжало оставаться рискованным предприятием, и неурожай или резкое падение цен на зерно могли привести к катастрофическим последствиям. Экономический бум времен Первой мировой войны, повлекший за собой повышение цен на рис и шелковые коконы, которые разводили две японские фермерские семьи из пяти, принес японским крестьянам хорошую выгоду. Послевоенное десятилетие, однако, было наполнено рисками. После 1918 г. доходы от продажи риса сильно упали, поскольку правительство стимулировало импорт дешевого риса из Кореи и Тайваня. Цены на коконы между 1925 и 1929 гг. упали на 30 %, а до 1931 г. они снизились еще на 3 %. В 20-х гг. по всему миру собирали богатые урожаи. Это означало, что японские крестьяне не могли рассчитывать на хорошее вознаграждение за выращенные ими продукты. Цены на сельскохозяйственную продукцию сначала упали, а потом в течение нескольких лет находились на крайне низком уровне. Поэтому 20-е гг. XX столетия превратились для сельского хозяйства в одну сплошную полосу спада. Психологические страдания, вызванные тяжелыми временами, усугублялись значительной разницей в доходах горожан и крестьян. Кроме того, многие сельские жители ощущали, что они не обладают таким доступом к образованию и культуре, каким располагали обитатели городов. Осознавая невыгодность своего положения, фермерские семьи и их представители все сильнее начинали выказывать недовольство сложившейся ситуацией, и их протест превратился в мощный фактор политики межвоенного периода.

Строптивые арендаторы

Главный удар спада в сельском хозяйстве приняли на себя те фермерские семьи, которые арендовали часть земли. С начала столетия наблюдался постепенный рост числа земледельцев, которые, владея своей землей, арендовали дополнительные поля. К 1917 г. около 41 % всех крестьянских семей были подобными владельцами-арендаторами. Еще 28 % были чистыми арендаторами, у которых не было своей земли. И только 31 % японских крестьян владели всей той землей, которую они либо обрабатывали сами, либо отдавали в аренду. Как владельцы-арендаторы, так и «чистые» арендаторы за пользование землей повсеместно платили высокую ренту. Обычно она достигала половины урожая. Такая рента была установлена еще в первые годы эпохи Мэйдзи. Однако на земледельцах Центральной и Западной Японии немедленно сказывались колебания рыночных цен, поскольку основной доход они получали от продажи таких имеющих коммерческую ценность продуктов, как рис, ячмень, пшеница, табак и коконы. Падение цен на зерно влекло за собой негативные экономические последствия и для арендаторов-владельцев и арендаторов, а послевоенный экономический спад не позволял компенсировать потери за счет устройства на работу на фабрику одного или нескольких членов семьи.

Усугублял проблемы 20-х тот факт, что японские крестьяне были сильнее, чем прежде, связаны с внешним миром. Сезонные и временные работы на заводах и фабриках позволяли больше узнать об ином образе жизни. Знакомство с ним давало понять, что традиционные нормы, требующие от арендаторов почтительного отношения к землевладельцам, вовсе не являются неприкосновенной священной коровой. Подобным образом, всеобщая воинская обязанность способствовала повышению самомнения у юношей из семей арендаторов. Во время службы в армии их могли повысить в звании, и тогда они вели в бой выходцев из разных социальных групп, в том числе и сыновей богатых землевладельцев. Для всех сельских жителей посещение школы стимулировало появление интереса к таким темам, как социальная справедливость демократии и капитализма. Журнальные и газетные публикации вызывали у них потребность осмысления революции в России. Повсеместно обсуждались социализм, стоимость труда и общее положение крестьян.

Падение доходов в 1920-х повлекло за собой целый набор проблем, с которым столкнулись самые бедные арендаторы, балансировавшие на грани нищеты. Небольшое количество владельцев-арендаторов, доходы которых, по сравнению с довоенным уровнем, также значительно понизились,