«О чём это вы?»

«Это значит, сыну есть что скрывать. И все эмпаты выдают себя, когда пытаются солгать. Инстинктивно. Неизбежно. Это часть нашей сущности. Подозреваю, именно поэтому ваши создатели не выбрали эмпатию одной из ваших способностей. Какой смысл давать Лунному жаворонку непроницаемый разум, если сердце каждый раз будет выдавать её с головой?»

«Я всё равно не понимаю, о чём вы говорите», – сказала Софи.

«Да, наверное».

И на секунду засомневался… нужно ли объяснять.

«Вы же понимаете, что мне ничего не стоит достать тайну из вашего сознания», – напомнила она.

«Довод убедительный. Но это вовсе не тайна. Просто не получило широкой известности. Когда мы лжём, у нас возникает естественная реакция. Чтобы её почувствовать, достаточно прощупать пульс, но это происходит каждый раз, безошибочно. Сердце пропускает три удара: один – от чувства вины, другой – от страха, и третий – будто мы затаили дыхание, ожидая, заметит ли кто. Реакция эта совершенно непроизвольная, мы иногда и сами её не ощущаем. В общем, сердце нас легко выдаёт. Как, вы думаете, ещё я мог жениться на убийце?»

Последние слова прозвучали ударом, отвлекая внимание Софи от этой странной новой информации.

И она сама не заметила, как спросила: «Вы ПРАВДА её любили?»

Откровенно говоря, ей было трудно представить, что лорд Кассиус любил кого-то, кроме себя.

«Да вы же ничего обо мне не знаете, – упрекнул он. – Тем более о моих чувствах».

«Правда, – согласилась Софи. – Но знаете, что я сейчас вспомнила? За всё это время я не нашла у вас в голове ни одного воспоминания о ней. Даже здесь, среди всякой чепухи, что вы пытаетесь скрыть».

«Вы, конечно, слышали о механизме приспособления. И понимаете, почему я провёл последние несколько месяцев, тщательно вырезая её образ из сознания. Пришлось самому пересортировать все воспоминания, пытаясь найти пробелы или несоответствия. После осмотра каждого фрагмента я отрезал любой кусок с её участием и выбрасывал, – самое доступное, что мог сделать, чтобы стереть её из моей жизни».

«Ладно, так, где все эти куски?»

«Какая разница? Я их уже проверил».

«Это не значит, что они не могут вызвать воспоминаний, которые вы ищете».

Он снова заколебался.

И снова пришлось напомнить ему, что она и без его помощи всё легко найдёт… А кто знает, что там попадётся по пути?

«Пустая трата времени», – настаивал он.

Но в голове его что-то сдвинулось и загрохотало, словно он открыл какую-то внутреннюю заслонку, показывая впереди новый свет… неясное ледяное сияние, явно негостеприимное.

Софи тем не менее поспешила туда, в зябкий уголок в самой тёмной части его сознания, где в тени мерцали тысячи воспоминаний.

Тысячи мимолетных образов леди Гизелы.

Улыбки.

Сердитые взгляды.

Пристальные.

Смех.

Хотя расчётливость в ней чувствовалась всегда. Особенно когда она смотрела на сына.

«Вы тоже это заметили», – сказал лорд Кассиус, и Софи поняла, что мысленно передала своё наблюдение.

Это же было так очевидно.

«Взгляд в прошлое странным образом проясняет события, верно? – спросил лорд Кассиус. – И так легко возненавидеть самого себя за то, что не заметил очевидного. Но в каждом моменте есть много значимых оттенков, и то, как мы их понимаем, происходит от знаний, которыми обладаем в данном случае. Как сейчас, например, вы тут сидите, томясь от отвращения ко мне. Убеждены, что я жестокий и чёрствый, потому что у вас обо мне такое мнение. Но я видел жену и мать, которая, как и я, была настроена помочь сыну добиться успеха и достичь максимальных возможностей, и я считаю, это сохранилось у неё до сих пор. Просто, очевидно, у неё другое представление о его будущем.

Софи охватил неприятный страх, и она не могла понять, исходил он от лорда Кассиуса или от неё самой.

«Вы, должно быть, не имеете представления, что она подразумевает, когда говорит о наследии Кифа?» – уточнила Софи.

«Хотел бы, но не знаю»

Она видела, что он искренен. Поэтому решила ответить на его вопрос, когда он снова спросил её про конкретные слова, что леди Гизела сказала Кифу в Лондоне… И не просто рассказала, а наполнила его сознание воспоминанием разговора, позволив ему самому увидеть всю сцену.

И когда они дошли до той части, где леди Гизела сказала Кифу: «Или смиришься с перерождением, или погибнешь», – в сознании лорда Кассиуса что-то снова шевельнулось.

Возникшая мелкая дрожь всё нарастала и нарастала.

В голове произошло настоящее землетрясение, которое вызвало серьёзный разлад в сознании.

И тут же выскочили три воспоминания, разбитые и поцарапанные, словно смотришь проекцию старой киноплёнки… Точно так же выглядело восстановленное воспоминание Кифа. Звук то пропадал, то появлялся снова, сцены иногда мелькали слишком быстро или медленно, или вообще были пропущены.

Но Софи впитывала каждую сохранившуюся деталь.

В первом воспоминании лорд Кассиус обнаружил жену в конвульсиях на кровати, а на полу стояло пять пустых склянок. Её рот странно светился, и она снова и снова сама себе бормотала: «Смирись с перерождением». Лорд Кассиус взял её на руки и помчался к вихрефикатору Канделшейда, чтобы отнести к целителям.

Потом эта сцена исчезла, и когда возобновилась, лорд Кассиус стоял под переносчиком, а леди Гизела просила отнести её в спальню, дать отдохнуть, клялась, что ему нечего опасаться. Она объяснила, что это лечение, которое её организм принимает не сразу. И он почувствовал её убежденность, как отчаянно ей хотелось остаться одной… и понёс в спальню.

Вторую сцену смотреть было труднее.

На этот раз на прикроватной тумбочке снова мерцало и блестело пять склянок. Лорд Кассиус сидел на краю кровати рядом с женой, и она убеждала его выпить «лекарства». Большую часть разговора понять было трудно из-за искажения, но лорд Кассиус не вспомнил ничего о том, что она предлагала, очевидно, другие воспоминания были изъяты.

И звуковое сопровождение стало отчётливее, когда леди Гизела пообещала: «Ты даже не представляешь, каким сильным станешь после этого лечения. Нужно только смириться с перерождением».

Она прошептала что-то ещё, чего Софи не расслышала, но как бы то ни было, убедила лорда Кассиуса проглотить все лекарства.

И потом появилась боль.

Жгучая, ледяная, пронизывающая, разрывающая на части, сокрушающая, ломающая и терзающая.

Нескончаемая.

Невыносимая.

И всё-таки он выжил.

Каким-то образом перестал бороться и сжился с болью.

А потом всё утонуло в чёрном, лишённом снов забытьи.