После того как все было готово к отправке каравана, я поставил задачу перед лучшими из своих отрядов быстро окружить людей племени Буюр как только те нападут на караван и попытаются его ограбить. При этом я запретил проливать кровь, желал захватить буюров живыми, чтобы использовать их в предстоящем походе на их земли. План мой был введен в действие, как и предвиделось, около тысячи пеших буюров напали на караван и вознамерились увести лошадей и мулов с грузом, когда их неожиданно взяли в кольцо и захватили в плен мои всадники. А караван, который якобы должен был следовать в Исфаган, вернулся обратно в Шираз.

Я велел хорошенько допросить пленных и выяснить существуют ли какие-либо другие пути, помимо известных нам двух, которые ведут в земли племени Буюр. После тех допросов выяснилось, что такие дороги действительно есть, но по существу — это козьи тропки, по которым человеку не пройти без риска свалиться в пропасть и погибнуть, поэтому разумнее воспользоваться одной из тех двух единственных дорог, о которых уже говорилось ранее.

И еще стоит упомянуть, что я велел наладить производство «снадобья» в Фарсе (В старину порох зачастую называли «дару» — т. е. лекарством, снадобьем. — Марсель Брион). Я знал, для того чтобы попасть на землю Буюров необходимо будет применить два средства — пленников и «снадобье». Я был уверен, что воины-буюры не отважнее воинов падишаха страны Гур, которые несмотря на всю свою отвагу потерпели поражение когда против них был применен порох. В Фарсе имелось все необходимое для приготовления «снадобья» и после того, как его изготовили, я велел наполнить им небольшие кожаные мешочки, к каждому из которых прикрепили фитиль, представляющий собой тонкую веревку, пропитанную пороховым составом, чтобы обеспечить легкое возгорание и последующий взрыв, когда пламя, пробежав по фитилю, коснется самого содержимого мешка.

Часть своих конников я расположил за пределами земли племени Буюр, другой части велел спешиться, передать коней своим товарищам. Мои военачальники, учитывая, что на территорию буюров ведут два пути, предлагали использовать оба чтобы тем самым вынудить обороняющихся раздробить свои силы и ослабить их сопротивление. Но я не хотел, чтобы мои воины зря гибли, поэтому сказал, что для наступления я воспользуюсь лишь одним из двух существовавших путей, это будет пробой, если результаты такой попытки окажутся отрицательными, будет лучше продолжить использование того из двух существовавших путей, который позволит сократить вероятность потерь среди моих воинов. В то же время если наступление по одной из дорог окажется успешным, с этой же целью можно будет задействовать и вторую.

После завершения подготовительных мер к наступлению, я приказал выставить впереди войска пленных буюров, чтобы заслонить моих воинов от стрел их соплеменников, за ними следовали мои конники, держа наготове мешки с порохом, готовые по команде поджигать фитили и швырять заряды в сторону противника, чтобы убрать его с пути, по которому нам предстояло ворваться в тот край. Сам я, чтобы лучше владеть обстановкой, шел вместе с первым из отрядов которому предстояло вступить на землю буюров.

Конечно, можно было следить за обстановкой на поле сражения опираясь на донесения военачальников, но я из собственного опыта знал, что лучше видеть самому, чем домысливать на основе сообщений от других, ибо когда смотришь своими глазами, можно увидеть и уразуметь вещи, на которые не обратили внимание твои подчиненные, или же заметили, но не поняли их значения. Воины передового отряда, шедшего в атаку, имели на себе шлемы и доспехи, благодаря которым их наступление не должно было быть остановлено стрелами буюров. Мы двинулись пешком по относительно ровной, ведущей наверх дороге и как только мы дошли до устья, ведущего на территорию буюров, на нас обрушился дождь стрел. Если бы не шлемы, латы и кольчуги мы бы погибли, воины-буюры без всякой жалости к своим соотечественникам, шедшим впереди нас, посылали тучи стрел, в результате многие из пленных были убиты и ранены, падали, будучи не в силах больше встать.

Однако, невзирая на тучи стрел, мы упорно шли вперед, перед нами я никого не видел, ни одного лучника, я заметил, что стрелки обстреливают нас, взобравшись на деревья и спрятавшись среди густой листвы. Укрывшись в кронах деревьев, чувствуя себя в полной безопасности, буюры спокойно обстреливали нас из своих луков, при таких обстоятельствах имевшиеся у нас мешки с порохом оказались временно бесполезными, потому что не видя противника, не знаешь куда метнуть пороховой заряд.

Как я говорил, донесения военачальников не обладают той ценностью, которую имеет личное видение поля сражения. Какими точными бы не были те донесения, их не сравнить с глубокими выводами и озарениями, на которые способен твой собственный ум. Если бы в то время меня самого не было на поле боя и сам я не наблюдал складывающуюся обстановку, я бы не сумел выдумать достаточно действенного средства, чтобы обезвредить вражеских лучников. Когда я увидел их, укрывшихся среди густых ветвей деревьев и мечущих в нас свои смертоносные стрелы, я спросил себя: «В чем разница между вражеским лучником, укрывшимся в густой кроне дерева и тем, кто спрятался за гребнем крепостной стены? Если мы обрушим крепостную стену, мы сбросим вниз вражеского воина, в любом случае, мы выведем из строя его руки, до того наносившие нам ущерб. Если же нам удасться повалить деревья, мы посшибаем на землю стрелков-буюров, и дорога для войска будет расчищена». Я подумал, что же является более прочным и стойким — крепостная стена или же деревья, что росли в том лесу. Глядя на деревья, я видел, что это дикорастущий лес, не выращенный руками человека, и мне не было ясно, удастся или нет нам повалить те деревья с помощью взрыва пороховых зарядов.

Я велел метателям пороховых зарядов зажечь фитили и бросать мешки с порохом в сторону деревьев, надеясь, что деревья будут от этого валиться и мы таким образом избавимся от помех, чинимых вражескими стрелками. Воины зажгли фитили и побросали мешки с порохом, один за другим, в сторону деревьев, раздались громкие взрывы, густым дымом заволокло все вокруг, стало трудно дышать. Я закашлял, однако подувший ветерок развеял дым и я с удивлением увидел, что деревья охвачены языками пламени.

Кроме некоторых тонкоствольных, все деревья остались стоять на месте, однако все они горели и было видно, что они были из породы маслянистых, содержали в себе жиры и потому так легко горели в результате взрыва пороха. Мы были настолько поражены тем неожиданным событием, что застыв изумленно взирали как горит лес.

Пожар