После того, как завершился рассказ Кара-хана, я спросил его: «В награду за всё, что ты совершил, что бы ты хотел получить от меня?» Кара-хан сказал: «О эмир, мой долг — верность тебе на всем твоем пути». Я сказал: «Кара-хан, я испытал тебя в ходе многочисленных войн, знаю, что ты отважный муж, но сегодня ты показал передо мною, что у тебя есть не только смелость, но и инициатива. Ты отважно, под смертоносным градом камней прошел по тропе, обогнув гору сзади, вернулся назад и показался передо мной на ее вершине и дал понять, что есть возможность переправить наверх отряд воинов. Затем ты принял на себя командование всеми людьми, переправленными на вершину, уничтожил вражеский заслон и очистил от опасности ту тропу, чтобы могло пройти всё войско. И если бы не проявленная тобой инициатива, мы бы застряли у этой горы в течении многих недель, а то и месяцев, а может и были бы вынуждены повернуть назад и уйти из этой страны, так и не нанеся поражения врагу».

Кара-хан вновь ответил: «О эмир, самоотверженность и готовность жертвовать собой — это мой долг». Я сказал: «О храбрец, я жалую тебе десять тысяч динаров наличными и когда возвратимся в Самарканд, выдам за тебя свою дочь Зубейду, которая уже подросла, чтобы выйти замуж». Кара-хан сказал: «О эмир, я всего лишь простой слуга и не достоин быть твоим зятем». Я ответил: «Сегодня ты доказал, что достоин быть моим зятем», и велел принести и положить перед Кара-ханом десять тысяч динаров. Когда вносили золото, я бросил взгляд на ту вершину и впервые в жизни внутренне содрогнулся. Меня заставил задрожать не ужас, а осознание того, что мною был допущен непростительный промах.

Человек, подобно мне, всю жизнь проведший в сражениях, не должен был допускать такого промаха: овладеть той тропой, а затем оставить ее, давая врагу возможность вновь захватить ее, и тем самым закрыть мне путь назад. И хотя на земле буюров имелся и второй входной путь, но кто знает, не расположена ли на том пути какая-нибудь гора с труднопроходимым ущельем? Командующий войском не должен допускать такой оплошности и оставлять без охраны путь, который он с таким трудом захватил — это основополагающее требование.

Я спросил Кара-хана: «Может ты устал и хочешь выспаться?» Он ответил: «О эмир, хоть я и устал, тем не менее готов отказаться от сна ради служения тебе».

Я сказал: «Мною сегодня допущена ошибка — когда я провел войско через тропу, я не оставил на ней прикрытия на случай отхода. Как ты считаешь, сколько воинов может понадобиться для этого?» Карахан ответил: «Пятисот будет достаточно». Я сказал: «Но сейчас, когда ты отправишься туда, возможно тебе придется принять там бой, поэтому возьми тысячу человек с достаточным количеством факелов». Он ответил: «О эмир, слушаюсь и повинуюсь, но прежде чем отправиться туда, как я уже сообщал, мы захватили в плен некоторое число буюров, может, прежде следует допросить?»

Я велел доставить пленных. Их привели и я, показав на видневшиеся вдали костры, спросил одного из них, чем могли быть заняты в это время их соплеменники, находившиеся там. Он ответил, что подбирают трупы убитых и ухаживают за раненными.

Его ответ был приемлемым, но не полным, поэтому я спросил другого: «Почему ваши соплеменники собирают тела павших ночью, неужто они не могут подождать до утру?» Он ответил: «О великий эмир, здесь имеется много хищников, они осквернят трупы, а раненные требуют оказания им скорейшей помощи». Такой ответ был правдоподобен, я понял, что он имеет в виду гиен, но и он не был исчерпывающим. Я задал вопрос третьему пленнику, выделявшемуся среди остальных своей наружностью старшего: «Попытаются ли твои соотечественники еще раз захватить ту тропу, по которой мы прошли?» Он ответил: «Для чего им захватывать ту тропу еще раз? Какую пользу это может дать?» Я ответил: «Выгода здесь в том, чтобы устроить помеху, когда мы будем идти назад». Буюр ответил: «Я не думаю, что тебя удастся вынудить к отступлению, я полагаю, ты уйдешь отсюда лишь тогда, когда сам того захочешь».

Я сказал Кара-хану: «Промедления не должно быть. Иди и займи ту тропу. Отоспишься там, захвати с собой пищи и воды». Кара-хан отправился туда с тысячей воинов, прихватив с собой дополнительное количество людей, которые должны были привести назад их лошадей.

Я не сводил глаз с той горы, пытаясь понять, не разгорится ли схватка между Кара-ханом и противником, который возможно окажется там. Если, как сказал пленный, буюры отправятся туда лишь для того, чтобы подобрать мертвых и оказать помощь раненным, в этом случае они там долго не задержатся и возвратятся к себе. На обратном пути они могут столкнуться с Кара-ханом, который не станет вступать в бой, если увидит, что они заняты лишь перенесением своих мертвых и раненных, но проверит, не оставили ли они свое сторожевое прикрытие на тропе.

Не было необходимости давать на это счет специальных указаний Кара-хану, как ему поступать в том или ином из тех случаев.

Вглядываясь в горы и костры, я услышал звуки, напоминающие визг и завывание. Я спросил у пленного, который выглядел старшим среди остальных, что это за звуки. Он ответил, что это могут быть женщины. Женщины находились у подножия горы и их рыдания означили, что трупы и раненных уже доставили туда.

Буюр похоже говорил правду, у подножия горы виднелись горящие факелы. Я велел увести пленных, женский плач продолжал еще какое-то время раздаваться вдали, постепенно он становился слабее, затем и вовсе стих.

Я не мог уснуть, мне не давала покоя мысль о том, как это я мог оставить без присмотра отбитую у противника горную тропу, никто кроме меня самого не был виновен в допущении той оплошности. Но подоспел гонец от Кара-хана, сообщивший, что тропа свободна, противника нет ни на вершине, ни на склоне горы, а сам Кара-хан занял прочные позиции на ней. Это меня успокоило и я решив было лечь спать, тем не менее, сначала обошел лагерь и осмотрел его, предупредил военачальников, чтобы были готовы к возможной ночной атаке со стороны противника и верный своему правилу, которого придерживался в боевой обстановке, лег спать одетым и встал задолго до того, как занялась утренняя заря, когда все остальные воины все еще спали. Я совершил омовение у ручья и совершил утренний намаз в походной мечети, сопровождавшей меня во время моих поездок, почувствовав