Все это время я молчала. Когда поняла, что ничего нового не услышу, начала нервничать.

Мое состояние передалось ему. Он тут же отреагировал:

– Вам не интересно? Или я вас обидел слишком откровенными высказываниями?

Он смотрел на меня таким извиняющимся взглядом, будто бы не кто-то третий, а он сам придумал эту неоконченную историю. Мне по-настоящему стало его жалко. Я понимала, что если сейчас словом или жестом сделаю что-то не так, то потеряю его навсегда, а мне этого так не хотелось. Как можно мягче и деликатнее попыталась ему объяснить, что все, о чем он сейчас рассказывал, и даже больше, мне хорошо известно. Мне ничего не оставалось, как подробно рассказать о моей вечерней встрече. Он был в полном недоумении. Особенно его потрясли две новости: анонимный звонок главному редактору с просьбой не ставить мою фамилию под публикацией и предложение стать первым заместителем главного редактора в новой газете.

Не успела я начать новую фразу, как мой собеседник, не говоря ни слова, встал, вышел в прихожую и тут же вернулся, держа в руке видеокассету.

Я пошутила:

– Вы что, открыли новый бизнес по тиражированию видеокассет с моим сомнительным прошлым?

– Да нет же. Я совершенно выпустил из виду. Накануне этой встречи я получил от наших инкогнито новую кассету.

Я напряглась. А что если там опять эпизоды моей личной жизни? Мне не очень-то хотелось, чтобы мой гость смотрел эти кадры вместе со мной.

Ситуация становилась пикантной. Я не знала, как быть. Он почувствовал мое замешательство и как бы между прочим, не придавая словам особого значения, сказал, что уже слишком поздно, он сильно устал и ему пора отдохнуть.

– А что касается кассеты, то вы сами решите, как с ней поступить.

Нет, такого подарка я от него не приму. Можно, конечно, остаться одной, но это уже будет одиночество иного толка, и дело тут не в подарке. Во мне говорит ущемленное самолюбие. Я только начала чувствовать этого человека.

Нет. Опять не то. Начни сначала. Что касается самолюбия – да. А все остальное – чистая ложь, самообман. Ты хочешь абсолютно другого. Тебе надо властвовать над ним, вот чего желает твоя суть. Ты почти завладела им. И ты понимаешь, если он сейчас уйдет, все пропало. Вот чего ты боишься. И стыд тут совсем ни при чем.

Мне казалось, что мой собеседник с большим увлечением и интересом слушает мой внутренний монолог, весь этот бред. Но я-то понимала, что это никакой не бред, а сущая правда, правда обо мне, о моих низменных инстинктах, о моем гнусном и несносном характере, от которого не только окружающие, но и я сама смертельно устала. Но куда от них денешься – от капризов и душевных терзаний. В конце концов есть здравый смысл, логика, они-то и должны победить.

На помощь пришла воля. Ее мне не занимать. Ни слова не говоря я подошла к магнитофону, вставила кассету. Вот так оно будет лучше. Никто на берег не сходит. Продолжаем плыть по воле судьбы в одной лодке. Я придвинулась поближе к моему знакомому, которого только что с таким трудом отвоевала у себя, и с видом победителя приготовилась к просмотру. Но что это? На кассете появился мой муж, он сидел как ни в чем не бывало в своем кабинете за рабочим столом и что-то говорил. Я не услышала ни одного слова. Какая-то неведомая сила подняла меня с кресла, подвела к телевизору и заставила выключить.

Мы не смотрели друг на друга. В комнате стало душно. Я испугалась за себя. Казалось, еще секунда, и я наброшусь на моего гостя и разорву в клочья.

– Что же вы делаете со мной? Как же вам после этого верить? Что все это значит? Неужели и сейчас вы будете утверждать, что вы не созерцатель и что понятия не имеете, что записано на кассете?

Мои слова, словно пощечины, хлестали его по лицу. Его перекосило от ярости.

– С меня хватит! – Он стремительно выскочил из комнаты и с такой силой хлопнул дверью, что посыпалась штукатурка не только со стены над входной дверью, но и у меня в голове.

Мне понадобилось какое-то время, чтобы успокоиться, если после этого вообще можно быть спокойной. Было только одно желание – как можно быстрее забыть весь этот кошмар, сбежать куда глаза глядят и никогда больше не возвращаться сюда, в это жилище под названием «я».

Неожиданно мысль переключилась на ушедшего гостя. Его реакция была странной. Сыграть так невозможно. Ну что ж, вся жизнь состоит из потерь. Пора взять себя в руки и пройти это испытание.

Я перемотала кассету и дала себе слово досмотреть до конца. Во мне говорило не любопытство и даже не страх. Это было иное, доселе неведомое чувство. Нечто подобное я испытала однажды в горах, когда шла с группой хорошо подготовленных альпинистов. Для них это восхождение было просто увеселительной прогулкой, а для меня оказалось безумным испытанием, полным истощением сил и нервов, чистой Голгофой. Я злилась на весь мир, на себя, мне хотелось упасть, послать всех к черту, крикнуть «мама!», вернуться назад, но дорога была только одна – наверх.

Экстремальные ситуации, безусловно, делают тебя мужественнее, цельнее, но они еще и опустошают, и по мере того как ты берешь в этой жизни вершину за вершиной, ты превращаешься в полое существо, в поле, на котором ничего не растет. На экране телевизора появились первые кадры. Здравствуй, мой незабвенный, вот мы и встретились. Мне тебя так не хватало.

Очевидно, съемки были незадолго до его смерти. Выглядел он ужасно, но держался, как всегда, молодцом. Не помню, кто сказал: не важно, как ты жил, важно, как ты умираешь. Он умирал достойно.

Прости, что отвлеклась. Я слушаю тебя и только тебя. Ведь мне в этой жизни больше некого слушать.

И вот раздался такой знакомый голос:

– Здравствуй.

Холод пробежал по моей спине. Я вцепилась руками в кресло и тихо прошептала:

– Ну давай же, давай.

– Я знаю, что эта встреча не простое для тебя испытание. Но ты выдержишь. Ты даже не знаешь, какая ты сильная. И на сегодняшнее свидание ты пришла хорошо подготовленной. Ведь ты уже не тот воробышек, который только и знает, что открывать клюв и чирикать. Так надо. Я, к сожалению, другого рецепта не нашел. Если бы можно было принять таблетку и одним махом обрести необходимый тебе жизненный опыт. Но, увы, человечество бессильно. Опыт бывает только своим. Его нельзя купить, его можно только получить самому.

– О чем ты, я не понимаю?

– Да я о моем любимом Данте, о кругах ада. Хотя, говорят, оттуда не возвращаются. Но это не так. Ведь ты вернулась. Вот мы сидим и разговариваем.

Я не понимала, что происходит. Мне казалось, что он просто бредит, но, зная его характер, я догадывалась, что это не так. Он никогда, до последнего вздоха, не показывал на людях своих слабостей. Все это было, еще как было, но только когда он оставался наедине с собой. В такие часы он или безумно напивался, или закрывался у себя в кабинете, чтобы появиться только на следующий день, абсолютно раздавленным, но внешне всегда собранным, подтянутым, имеющим при себе в виде джентльменского набора две-три нестандартные шутки и одну саркастическую улыбку.