храмовых службах. Она же вечерами учила девочек рукоделию. Причём на эти её уроки приходили даже те девочки, родители которых считали, что бабе грамота ни к чему, а вот по хозяйству она справляться должна.

Кроме классных комнат в школе имелась и приёмная для посетителей, и несколько чуланчиков, а кроме того — квартирка с двумя жилыми комнатами и кухней-столовой. В квартирку вёл отдельный ход с небольшим резным крылечком на торце здания. Когда Анна планировала школу, она надеялась, что в этой квартирке будет жить настоящий учитель. Но избавившись от докучливого шума под боком, папенька не спешил раскошеливаться ещё и на учителя.

— Довольно уже того, во что мне стало обучить тебя с сестрою. Да не забудь, что Колёнька учится до сей поры, — бывало, говаривал Иван Петрович в ответ на робкие попытки дочери получить небольшую материальную поддержку.

Отец не был скуп в обычном понимании этого слова. Он с лёгкостью тратил немалые суммы на обустройство усадьбы, на наряды для жены и для дочерей, на различные побрякушки и увеселения. Но иногда случалось: проверяя счета в конце месяца, он приходил в ужас от величины потраченных сумм и тогда начинал экономить. Его попытки урезать расходы не всегда приносили реальную выгоду, но всегда служили предметом его гордости и позволяли ему на протяжении длительного времени чувствовать себя рачительным хозяином. Единожды решив экономить на чём-то конкретном, он редко отступался от принятого решения, даже убедившись, что проблема решена не так эффективно, как хотелось бы.

Небольшие деньги, выдаваемые Аннушке на карманные расходы, тратились ею в основном на книги, для себя и учеников. Их родители не были бедны, но и хорошо обеспеченными их назвать было сложно, поэтому собранные ими средства шли на содержание школы, а остававшейся суммы не хватало на плату приличному учителю. Тех же, кто соглашался работать за мизерную сумму, Анна и близко к школе не подпустила бы. Она до сих пор не могла спокойно вспоминать одного из этих горе-учителей.

Появился он год назад в конце осени, когда землю сковали первые заморозки. Был оборван, грязен до черноты, обладал повадками профессионального нищего и распространял вокруг себя такой дух, что слезу вышибало. Несколько дней ходил кругами возле школы, затем, дождавшись окончания занятий, подстерёг её на тропинке к дому.

— Не дай помереть сирому! Дозволь зиму лютую в дому пересидеть! Начнутся морозы трескучие, ветра студёные, душу мне, бесприютному, выстудят! Лицо моё ледяной коркой покроется! Обглодают волки белы косточки и никто меня не вспомнит, не опечалится! — заголосил он пронзительно и бросился перед Анной на колени, звучно отбивая поклоны лбом о мёрзлую землю. — А я грамоте разумею! Могу детишек неразумных выучить, за миску щей, да копеечку малую! Как раз за зиму всё буковицы с ними и выучим! А как весна придёт, я по теплу опять в дорогу пущусь, солнышко весеннее не только снег с пригорочков топит, а и сердце человеческое размягчает. По теплу-то и подаянием прокормиться можно.

Анна смотрела на него со смесью жалости и гадливости. От одной мысли, что это почти потерявшее человеческий облик существо будет чему-то детей учить, её ощутимо замутило.

— Нет! — вскрикнула она, а затем продолжила уже спокойнее. — Не нужно грамоте. На эту зиму место учителя уже занято. Вы опоздали. Я уже обещала оставить его за другим человеком. Вот, возьмите…

Она судорожно сгребла все монетки, что были при ней, этого оказалось до смешного мало. Всего пятнадцать копеек, в то время как бублик с маком на ярмарке стоил порядка двадцати. Тогда она буквально содрала с шеи медальон, разорвав при этом витую цепочку, на которой он висел, и вместе с копейками ссыпала всё это в ловко подставленные заскорузлые ладони.

— Век за тебя молиться буду! — пятясь, скороговоркой проговорил несостоявшийся учитель.

Затем, видимо посчитав, что отбил достаточное число поклонов, и опасаясь, что девушка передумает, прыгнул с тропы и помчался, ломая ветки придорожных кустиков. Его опасения были вполне понятны, за медальон вполне можно было выручить сумму, равную стоимости небольшого добротного домика в какой-нибудь не особо глухой деревушке. Медальон был подарен папенькой и до той поры оставался любимейшим украшением Анны. Но она готова была отдать и больше, лишь бы не видеть перед собой этого опустившегося человека, не испытывать такого отвращения.

Были и другие желающие, но они внушали доверие лишь немногим большее. Так и получилось, что Анна продолжала учительствовать, а в пришкольной квартирке временно поселились трое осиротевших ребятишек.

Воспоминания прервались, когда взору Аннушки открылось одноэтажное здание школы. Тёмная крашеная крыша придавала ему строгий вид, но кусты малины и цветы у стен оживляли, и по мере приближения оно казалось теплее и приветливее. Девушка тряхнула головой, отгоняя воспоминания, и с улыбкой на лице шагнула в класс.

Глава 12. Ученики

В классе Аннушку встретили гробовая тишина и образцовый порядок. Дети, против ожидания, не убежали с урока, даже не вышли во двор, чтобы скоротать время за игрой в салки, как это обычно бывало. Они чинно сидели с прямыми спинами и скорбными лицами.

— Добрый день! – улыбнулась Аннушка. — Мне жаль, что я задержалась, но теперь мы можем начать урок.

Лиза подняла руку, спрашивая разрешения обратиться с вопросом.

— Да, Лизонька.

— Анна Ивановна, скажите, это правда, будто вы от нас уезжаете, и теперь в усадьбе другой барин поселится, а школу закроют? – на одном дыхании выпалила девочка.

Анна вздохнула, новости распространялись со скоростью лесного пожара.

— Конечно неправда, — поспешила она заверить ребят, которые тут же заметно расслабились. — Ну, теперь, когда мы всё выяснили и успокоились, я думаю, мы сможем приступить к занятиям.

Лиза просияла. Она была ярким светлым ребёнком, а уж когда улыбалась, то и вовсе напоминала маленькое солнышко. Жаль, что поводы для улыбки случались в её жизни нечасто.

Именно с Лизой и её братом Архипом Анна делала первые шаги на преподавательском поприще.

Трое ребят стали сиротами. Мать померла при родах очередного ребёнка, мальчонка тоже не выжил. Отец с горя запил. Не прошло и двух недель после похорон матери — случился пожар, теперь уже и не выяснишь, по чьему недосмотру. Отец погиб в огне. Дети остались на улице, с тем, что на плечи накинуто было. Старшему Архипу в ту пору только-только восемь исполнилось, Лизе — семь, а младшей и двух ещё не было. На первое время их приютила у