себя тётка по матери. У неё у самой пятеро ребятишек, муж не сказать что жесток, но сурового нрава. Погорельцам выделили место, где спать, да обеспечили куском хлеба, но на сочувствие, особое внимание и заботу лишившимся всего ребятишкам рассчитывать не приходилось.

Каждый переживает горе по-своему. Архип пустился во все тяжкие. Проказы, которые он учинял, приводили в ужас всю деревню. Лиза напрямую никогда в них не участвовала, возможно лишь потому, что всё её время отнимали заботы о младшей сестрёнке. Однако она делала всё, чтобы помочь брату избежать наказания или смягчить его.

А наказывать было за что! Двери в избах ночью запирались снаружи. Бельё, вывешенное на просушку, завязывалось узлом.

Терпению бутафорцев пришёл конец, когда староста обнаружил, что его новёхонький нужник, обустройством которого он неимоверно гордился, за одну ночь оказался разобранным на дощечки. Доски эти чрезвычайно фантазийным образом были сложены на крышу старостиной же бани.

Бутафорцы, с одной стороны, сочувствовали старосте, а с другой – тихо радовались произошедшему, поскольку уж больно назойливо всю последнюю неделю староста агитировал соседей озаботиться возведением такого же сооружения, а не использовать для справления своих потребностей хлев и придорожные лопухи. Вообще староста был мужик довольно активный, настырный и хваткий. Так что конфузу соседи радовались, но радость свою благоразумно скрывали. И виновника, обнаружить которого труда не составило, стыдили с особым рвением.

Каким образом Архип умудрился соорудить шатающуюся и поскрипывающую башню раза в два выше своего роста, да ещё и на наклонной крыше, оставалось непонятным. Непонятно было, и как это всё снять возможно, не получив при этом по голове или спине тщательно оструганной дощечкой. Но в том, что это именно Архиповых рук дело — не сомневался никто.

Архип был сперва нещадно выдран, а затем за ухо препровождён к Анне. Человек пять мужиков мяли в ручищах шапки, то и дело начинали отвешивать земные поклоны и просили найти управу на лихого разбойника. Макушка лихого разбойника едва доходила до пояса большинства из них, одно ухо было в два раза больше другого и при этом пульсировало ярким малиновым цветом. Неровно остриженные вихры торчали в разные стороны, а взгляд из-под насупленных бровей полыхал отчаянием загнанного в угол зверька. Шагах в десяти топталась заплаканная Лиза с Дуняшкой на руках.

Мужики сопели и просили изгнать беса, который в мальчонку вселился, не иначе как и давешний пожар этот бес учинил и дитё малое с матерью в могилу свёл, а то с чего бы это молодой да здоровой бабе помирать вздумалось. Теперь вот за мальца взялся. Дай ему волю, так всю деревню погубит.

Анна обещала помочь. Начались ежедневные встречи. Самый поверхностный взгляд, по самому краешку детской сути, подтвердил то, что она и так знала. Никакого беса нет. Горе, во всём виновато обычное человеческое горе. Наверное, она могла подобрать Знак, который приглушил бы боль детей. Воспоминания о любящей матери, о сильном и, казалось, таком надёжном отце, о собственном уютном и думалось, что безопасном доме подёрнулись бы дымкой, выцвели, превратились даже не в сон, а в воспоминания о сне. Но Анна не считала, что подобное вмешательство будет благом. Да и законным такое вмешательство не было.

Поэтому она просто встречалась с детьми, говорила с ними, помогая не избавиться от горя, а пережить его.

Первое время Лиза ходила за братом по пятам, но всегда на несколько шагов позади. Редкие слова, что удавалась услышать от девочки, были обращены к сестрёнке, которую она или таскала на закорках, или позволяла семенить рядышком, цепляясь за подол. Понемногу круг тем для бесед становился всё шире.

Обсуждался урожай прошлого года, и высказывались предположения, что ждать в этом году. Дети делились впечатлениями о новорождённом соседском телёнке, на лбу которого красовалось пятнышко колечком.

— Как есть не вру! – захлёбывался от восторга мальчик. — Точно бублик на морду меж глаз наклеили! А тётка Аксинья боится, что это бесовская метка, а дядька Игнат ей самой промеж глаз зарядил. И теперь у Аксиньи тоже на лбу метка, только не белая, как у телёнка, а синяя, и не колечком.

Анна слушала нехитрые рассказы детворы, и тоже рассказывала. О диковинных растениях, уже высаженных в приусадебном парке или ещё только выписанных папенькой и с нетерпением ожидаемых. Говорила о тех растениях и животных, которые водятся в далёких странах, и, даже если их привезти к нам, они не выживут. О далёких странах вообще, их жителях и обычаях. Пересказывала сказки, прочитанные в детстве. Потом, не надеясь на память, стала брать с собой книги и читать детям, вскоре к скамеечке, у которой они обычно встречались, стали подтягиваться и другие ребятишки. Слушали, раскрыв рты, разглядывали картинки, затем буковки. Анна показала несколько букв, рассказала каждому, как из них можно сложить его имя. Встречи всё больше и больше стали напоминать уроки. Наконец, к девушке подошёл отец одного из парнишек, кряжистый, уже немолодой мужик, с изрядной долей седины в волосах.

— Доброго вам здоровьечка, барышня! Благодарствую за науку сына моего непутёвого, — поклонился он Аннушке. — Уж прямо скажу, обучить мальчонку — это дело доброе. Мужику приходится всякие обороты делать… А уж грамотный без куска хлеба не пропадёт.

С той поры она только и стала ощущать себя учительницей. Когда чужой человек ей на это указал да за науку поблагодарил.

Аннушка тряхнула головой и постаралась сосредоточиться на уроке, но мысленно постоянно убегала, то в прошлое, то стремилась предугадать будущее. В конце концов она ограничилась чтением очередной главы из книги Евдокима Ябловского «Землеописание Славской империи». Ребята вели себя на редкость примерно и слушали внимательно, несмотря на то, что отрывок попался на редкость нудный.

Глава 13. Променад

Домой Аннушка решила возвращаться кружным путем. Лето уже приближалось к середине, воздух казался густым и сладким из-за витавших в нём запахов цветов и трав. Вокруг разливалась лёгкая мелодия, складывающаяся из стрёкота кузнечиков, жужжания мелких насекомых, пения птиц. Даже скрип проезжающей вдалеке телеги не вносил ноту диссонанса, а гармонично вплетался общую канву. Ласковый ветерок играл выбившейся у виска прядкой. На душе впервые за прошедшие сутки стало по-настоящему спокойно.

— Добрый день, Анна Ивановна! — раздался внезапный писк.

Анна резко обернулась и буквально уткнулась носом в кружевные поля шляпки.

— Как облагораживает общение с природой! — продолжала пищать шляпка. — Не понимаю, как можно жить в больших городах, где коробки домов буквально сдавливают вас со всех сторон… Там