Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Машина прошла над аэродромом с выпущенными шасси на высоте примерно 500 метров, зашла на посадку со стороны Быково и села в самом начале полосы. Посадка была, мягко говоря, не мягкой, из-под хвостовой части фюзеляжа снопом летели искры. Подобрали вытяжной парашют, собрали на полосе лежавшие детали и помчались к самолёту. Осмотрели: всё нормально, колёса холодные. Подобранные детали оказались кусками разрушенной хвостовой пяты. Порулили домой. На стоянке много народа встречало самолёт, у наземного экипажа каждому своё место. Самолёт остановился, колодки — под колёса, выключили двигатели, спасенцы (специалисты по средствам спасения) устанавливают чеки на люки, открыли их, и поставили чеки на катапульты. Безопасность обеспечена.
По внутреннему распорядку моё кресло-третье, бортрадист сидит выше всех, крутить лебёдку больше всех, потому она и моя. На этот раз получил команду — не торопиться. Первым опустили Алашеева, на руках его вынули из кресла и стали качать. Туполев стоял рядом, как бы руководил процедурой. Оказавшись на земле, командир подошел с докладом к генеральному конструктору. С моей позиции не было слышно разговора, но спина командира говорила о том, что в полёте пришлось попотеть в прямом и в переносном смысле. Кожаная куртка на спине, в тех местах, где она была прижата парашютными лямками, оказалась мокрой насквозь.
Вторым опроцедурили штурмана Гавриленко, третьим — бортрадиста Клубкова. Далее чёткая команда: самолёт на стоянку, зачехлить, а самим переодеться и на БАЛ.
В зале на втором этаже административного корпуса установили огромный стол, было много людей. Во главе стола — Туполев и лётный экипаж, мы, «чёрная кость» — в конце.
Я первый раз был в этом зале и на таком событии, и был удивлён демократичной и даже домашней обстановкой.
Административный корпус, в туполевские времена Корпус 3, видел и слышал многое. Из его зала провожали экипажи в первый полёт, там обсуждали результаты важных полётов. Из этого зала провожали в последний путь экипаж, погибший при катастрофе Ту-144 во Франции. В большом зале этого корпуса Президент России В.В. Путин нарёк город Жуковский наукоградом. Но удивительно и досадно, что к этому торжественному моменту истории города Жуковского, в корпусе фактически отсутствовал даже намёк на героическое прошлое фирмы. Одинокий бюст трижды Героя не мог понять, почему исчезли его товарищи, унесённые бульдозером вместе с Доской почёта. Почему бывшая Туполевская бетонка поросла бурьяном. Будет ли аист приносить детей, если к нему в гнездо подпихнуть пару десятков кукушат?! Время бежит, а радости всё нет.
После первого полёта интерес к нашему самолёту значительно ослаб. По результатам исследований ЦАГИ и ОКБ стало ясно, что компоновку самолёта «105» необходимо серьёзно изменить. На опытном производстве уже собирали изделие «105А», оно же изделие «Ю», оно же изделие «А». Одновременно в Казани начали серийное производство Ту-22. Тем не менее на нашем самолёте работа продолжалась. Отладили работу форсажа, второй взлёт был на форсаже, в полёте убирали шасси. Постепенно самолёт становился самолётом, количество полётов приближалось к десяти.
Производство же было занято сборкой «105А» и многие работы по этой машине стали поручать экипажу. На «105» осталось несколько человек для проведения аэродромных работ. Однажды поручили законсервировать и заменить двигатели. Ребятки мы были молодые, почувствовали свободу, замастерились, расслабили уши и… попались.
Консервировать двигатели проще простого. Необходимо отключить два блока зажигания, и, при закрытом стоп-кране, нажать кнопку «запуск». Когда двигатель начнёт раскручиваться, в воздухозаборник специальной установкой подаётся трансформаторное масло. На самолёте нас оставалось трое, всех остальных разобрали. Мой старший моторист Николай Васильевич Артёмов тяжело заболел и мне доверили самостоятельно укрощать ревущего зверя «ВД-7»[14] на первой силовой установке. На второй СУ остался Анатолий Чистяков и электрик, бессменный Юрий Кузьменко. Расчехлить самолёт мы поленились, расчехлили только двигатели, начали с левого двигателя. Двигатели на этой машине расположены высоко, для удобства их обслуживания подкатывались большие двухэтажные стремянки. Начали консервацию. Чистяков залез в воздухозаборник с пистолетом, из которого подаётся трансформаторное масло. Я включил насос подачи масла и залез на верхний ярус стремянки. Кузьменко залез в кабину, нажал кнопку «запуск» и безмятежно стал прогуливаться под самолётом в полной уверенности, что автоматика открутит двигатель две минуты и отключит цикл запуска. На верхнем ярусе стремянки я услышал треск свечей зажигания, подскочил к заднему срезу ФК-из двигателя шёл горячий воздух, он явно запускался! Ещё 10–15 секунд, и замечательный компрессор замечательного двигателя начнёт перерабатывать в фарш замечательного моториста Толю Чистякова, вместе со шлангом и персональными плоскогубцами. Смех смехом, а что делать? Кубарем скатился вниз, отключил насос и перекрыл подачу масла. Дым из выхлопа прекратился, стартёр открутил положенные две минуты и отключился. Ребята ничего не заметили, а у меня неделю поджилки тряслись. Стали разбираться, в чём дело? На двигателе установлено два блока зажигания с левой и правой сторон. Подход к левому блоку — свободный. Подход к правому блоку — затруднён. Электрик не стал мучиться и оставил правый блок зажигания подключённым. Трудно представить, что двигатель может запуститься от одного блока зажигания, да ещё на трансформаторном масле. Он и на двух блоках не всегда запускался, а если ветер в хвост — замучаешься уговаривать. Но, тем не менее, судьба погрозила пальчиком: не балуй, держи ушки топориком.
Празднование первого полёта изделия «105». В центре— A.Н. Туполев, справа — лётчик-испытатель Ю.Т. Алашеев
Заменили двигатели. Установили