разбивали лагерь, каждый военнослужащий знал точное расположение минометных позиций, палатки связистов, склада горючего и своего командного пункта. Подразделение всегда было ориентировано на врага, поэтому в любой момент могло развернуться в боевой порядок. У нас было всего несколько очков ночного видения и комплектов спутниковой навигации GPS, и нашим основным инструментом ориентирования на местности был компас. Мы практиковались в ночных передвижениях, пока такой способ прорыва не стал для нас второй натурой. Часто я просил наших авиадиспетчеров направлять полеты авиации морской пехоты над нашим лагерем. Когда над твоей головой на скорости пятьсот миль в час проносится истребитель F-18, ты уже знаешь, что будет с твоим врагом.

Такой порядок продолжался нескольких месяцев, все уже привыкли спать на земле без коек. По ночам мы сидели вместе, как лейтенанты Горацио Нельсона, и обсуждали тактику, передвигая на песке камни, имитирующие наши подразделения. Сидя на песчаных дюнах, я доставал из рюкзака книги, в которых рассказывалось о том, как вели войну в пустыне другие. Они позволяли мне представить хаос и то, что может пойти не так.

На искусно оборудованных песчаных площадках, некоторые из которых были размером с футбольное поле, каждый командир взвода и каждый командир отделения отрабатывал свои задачи. Наши саперы объясняли, как под прикрытием огня авиации и артиллерии, они будут подрывать заряды разминирования, чтобы открыть путь через минные поля. Один из ланс-капралов объяснил, как, следуя за головными танками, он поведет свой бронированный бульдозер, чтобы засыпать вражеские траншеи. Все сержанты подготовили свои «планы доставки», в которых подробно описывалось, какие подразделения пересаживаются на другие машины, если одна из них будет подбита. Командиры пехотных штурмовых групп описывали, как они будут расширять брешь в позициях противника. Медики и врачи рассказывали о порядке эвакуации раненых пехотинцев из подбитых машин на минных полях. Мы отрабатывали каждый боевой навык и каждую нештатную ситуацию до тех пор, пока мои солдаты не стали смотреть на меня так, словно я считал их идиотами. Все настолько хорошо узнали работу друг друга, что могли приспособиться к любой неожиданности. Я намеревался отрабатывать наши действия до тех пор, пока мы не сможем импровизировать на поле боя так, как джазмен в Новом Орлеане, а для этого нужно было овладеть боевыми средствами так, как джазовый музыкант овладевает своим музыкальным инструментом.

Во время службы в канун Рождества полковник Фулфорд отвел меня в сторонку. Стоя в тени, мы наблюдали, как наши солдаты поют рождественские гимны, улыбаются и смеются. Пять месяцев они провели в пустыне, жили в тяжелых условиях вдали от дома, и я сказал им, что то, каким будет это Рождество — их самым лучшим или самым худшим, — зависит от того, как они к этому отнесутся. Они решили сделать его самым лучшим. Полковник Фулфорд тихо предупредил меня о том, что ждет впереди.

— Армейцы провели серию опытных учений по преодолению иракских заграждений, — сказал он. — Следует ожидать очень больших потерь при штурме.

Я спросил, каких именно.

— Почти половина личного состава убитыми и ранеными.

По запросу полк должны были поддерживать множество самолетов и более сорока восьми артиллерийских орудий, призванных обстреливать иракцев, прикрывавших свои минные поля. Мы разработали план огневой поддержки, который, по нашему мнению, был достаточным для изоляции места прорыва, имевшего форму перевернутой буквы «U», окаймляющей нас слева, справа и спереди. Но слова полковника Фулфорда отрезвили меня. После его ухода я долго лежал без сна в своем спальном мешке.

На Рождество я вызвал свою штабную группу, отвечавшую за огневую поддержку. Люди, гордившиеся своим планом, были ошарашены и ошеломлены, когда я разорвал его пополам. Мне хотелось опровергнуть итоги учений о больших потерях на минных полях.

— Начните сначала, — сказал я. — Я хочу, чтобы внутри этой «U» погибло все, включая земляных червей.

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ НАСТРОЙ

Пехота моего батальона была обучена, но, за исключением дюжины ветеранов Вьетнама, у нее не было опыта реального боя. Бой предполагает такой уровень интенсивности, к которому трудно подготовиться даже при самых изнурительных тренировках. Как подготовить бойцов к шоку от сражения? Прежде всего, необходимо убедиться, что тренировки настолько сложны и разнообразны, что избавляют от самоуспокоенности и формируют мышечную память — инстинктивные рефлексы — в сознании, дисциплинированном для распознавания неожиданностей и реагирования на них. А после того как ваши бойцы пройдут обучение, вы должны убедиться, что они служат в одном подразделении достаточно долго, чтобы узнать своих собратьев и выработать доверие и уверенность друг в друге. После того как эта задача будет решена, следующий этап боевой подготовки — практические занятия, когда бойцы сосредоточенно отрабатывают навыки, которые будут входить в их инструментарий в бою. С ментальной точки зрения, это шаг за пределы обучения боевым навыкам, который должен осуществляться во время любой паузы в бою, будь то время между патрулированием или перед спланированной атакой. Для проведения практических занятий мы использовали любую возможность.

Я вспомнил, что писал Джордж Вашингтон Конгрессу в начале нашей войны за независимость: «Люди, привыкшие к опасности, встречают ее без колебаний; в то время как войска, не привыкшие к службе, часто чувствуют опасность там, где ее нет».

Ключом к подготовке тех, кто еще не был в бою, была визуализация. Цель заключалась в том, чтобы каждый солдат прошел дюжину «боев», умственных и физических, прежде чем он сделает свой первый выстрел в реальном бою, почувствует вкус пороховой гари на зубах или увидит кровь, просачивающуюся в грязь.

Я хотел, чтобы мои солдаты представляли, что будет происходить, создавали мысленные образы, думали о взрывах, выкриках с приказами и, прежде всего, об оглушительной какофонии. В бою настолько шумно, что трудно расслышать — не говоря уже о том, чтобы понять, — как кто-то пытается приказать вам сделать посреди этого хаоса. В этот момент должна включиться мышечная память тренировок и учений; приходится принимать быстрые решения, не имея достаточной информации. Каждый воин должен знать свое оружие, свою работу и реакцию товарищей настолько хорошо, чтобы действовать без колебаний. У отбивающего в бейсболе есть четверть секунды, чтобы оценить траекторию брошенного мяча и замахнуться битой. У него нет времени на раздумья. Он столько раз тренировался, что расчеты, стóит ли замахиваться, происходят автоматически, впечатанные в его мышечную память. То же самое можно сказать и о солдате, участвующем в ближнем бою.

Интенсивной практики также требует выработка навыков четкой устной речи. Мы все слышали записи звонков в службу 911, в которых какие-то сумасшедшие люди что-то невнятно говорят. Представьте себе, что вы пытаетесь дать четкие, краткие, точные описания и