Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я сижу за столом и читаю очередное обращение: «…все письма, которые я направила депутату Коркишко – смысл их скрыт. Постарайтесь, прочтите это письмо! В прямом смысле! Иначе на вас суд! Вы должны! И после «сибазона», который мне противопоказан, я повторно упала на кафельную плитку. Сотрясение и сдвиг опухоли. Поэтому писать опасно для моей жизни. Вы их плохо знаете! Но есть документы! Я пригрозила Виноградову, так как я в парной поскользнулась, он угрожает Евстигнеевым. Начальник говорит: «Подавайте в суд»! Но у них везде свои люди. Воду остановили через страшный скандал, и то не до конца! У меня опять течет. Помогла мне только прокурор по надзору прав и свобод граждан. Морально! Это самое главное. Но Евстигнеев написал мне формальный ответ: вентиль в норме…».
– Алексей Викторович! – обращаюсь к шефу. – Гражданка Семянкова явно не в себе. Может, спишем как не поддающееся прочтению?
Шеф берет письмо и читает, морщится и трет лысину. Я стою напротив его стола.
– Алексей Викторович, по закону имеем полное право списать!
– Знаю, что по закону имеем право, но и вы меня поймите. Пойду я с отчетом в аппарат фракции, они посмотрят на цифры, и что они увидят? Увидят: отвечено ранее, не требует рассмотрения… И что? Они скажут: «Чем вы занимаетесь в своем отделе письменной корреспонденции? Стоит ли вас содержать налогоплательщикам?» И что тогда?
Молча стою, понимаю, что письмо не спишут.
– Постарайтесь, – говорит шеф, – прочитайте еще разок, может, выдавите искорку смысла. Вы же способный молодой человек, – шеф улыбается.
Сажусь на свое место и читаю сначала: «Я, Семянкова Е.Ф. – ветеран труда, инвалид войны, заслуженный работник печати, являюсь жертвой масона Евстигнеева и его команды: Медведя Д.У., Чубаря Е.Г. и Хныги Ф.К. Каждый день они делают это все с большей и большей жестокостью. Вот уже четыре года, как они не дают мне покоя. Только одна работница ДЕЗа отнеслась ко мне серьезно – вызвала врача. Это было прошлой осенью. Но больше я никогда не видела эту святую женщину. Наверное, они ее убили. Банда Евстигнеева способна на все!»
Шеф весь день смотрит, чтобы мы не спали и не сидели в социальных сетях, два раза в неделю он носит депутатам на подпись наши ответы. Потом идет на почту и отправляет адресатам эту писанину. Он неплохо устроился. Брат, ты видел когда-нибудь, чтобы почтальон ездил на «Лексусе»? А в Москве и такое бывает.
Откладываю письмо старухи и открываю вордовский документ. Чешу голову и набиваю следующий текст: «Уважаемая гражданка Семянкова Е.Ф.! По поручению депутата ГД РФ V созыва Коркишко В.И. ответ на Ваше обращение подготовлен специалистами консультационного центра Государственной Думы Российской Федерации. К сожалению, Ваше письмо не содержит достаточной информации для депутатского запроса на имя прокурора Ивановской области. Если Вы подозреваете техника-смотрителя ГУП ДЭЗ Фрунзенского района города Иваново Евстигнеева У.А. в совершении противоправных действий, угрожающих Вашему здоровью, рекомендуем обратиться с письменным заявлением в ближайшее отделение милиции. Всего Вам доброго».
Распечатываю, несу шефу.
– Ну что это за ответ?! Один абзац. Куда это годится?!
– Алексей Викторович, я юрист, а не психиатр. Я не знаю, как общаться с шизофрениками во время сезонных обострений. Что мне ей еще написать?
– Я понимаю, понимаю, но войдите и вы в мое положение – депутаты требуют развернутых ответов. Наши письменные консультации – это ведь элемент пиара! Вы должны понимать, что эта пенсионерка, получив письмо из Москвы, из Госдумы, за подписью самого депутата Коркишко, тут же побежит рассказывать об этом подругам и соседям. Это же бесплатные агитаторы, в марте думские выборы, явку в избиркоме прогнозируют еще меньше, чем в прошлый раз. Вы должны понимать важность нашей работы, прибавьте что-нибудь о законотворческой деятельности. Что наша фракция сделала для инвалидов?
– Предложила отменить для них бесплатный проезд в пригородных электропоездах.
– Не надо об этом! Напишите про прибавки к пенсиям, про что там еще можно написать? Здоровья пожелайте. И не подходите больше ко мне с этой Семянковой. У меня голова от нее болит.
Завариваю кофе, сажусь перед монитором. Открываю личный e-mail. Брат, ты ответил?!
Re: выстрел в голову.
Привет! Круто, что ты побывал в Европе! Я тебе всегда говорил: они – прогрессивные, они – молодцы! И искусство у них тоже в порядке! Правда, я его не догоняю.
Про мертвых художников я не понял и про револьвер тоже. Типа один выстрел –одно письмо? Одна история – одна пуля? Или события твоей жизни трэшовые, как пули? Ты всегда все усложняешь.
Сожалею, что твой дядя так плох. Ты уж там держись.
Кстати, помнишь Колю, моего корефана, который не пошел на юрфак, а сразу в музыкальное училище? Такой длинный, с дредами, мы у меня на квартире пирсинг его девчонке делали, ты еще ржал над нами и называл фриками, помнишь? Не помнишь и неважно, дело не в нем, его друган меня басистом позвал в свою команду. У них был свой гитарист, и покруче меня, но он в больничку прилег, в такую, откуда подолгу не выпускают. А у них турне: Варшава – Рига – Вильнюс – Минск. Поеду.
P.S. Привет Наташе.
***
Да брат, все ты правильно понял и про пули и про трэш. И твой ответ – тоже пуля, разрывная, типа «дум-дум». По-моему, они запрещены международным гуманитарным правом, однако, тебя, похоже, это несильно беспокоит. Но будь на стороже, я снова взвел курок!
– Идем с женой по Тверскому бульвару.
– Странное искусство. Я, честно говоря, не в восторге от этих поделок.
– Я тоже.
– Ты ожидал большего?
– Я видел большее.
– После поездки ты сильно изменился.
– Нет. Все по-прежнему.
Сворачиваем на Тверскую и долго идем мимо витрин бутиков. За стеклами неподвижные продавцы-консультанты. Они похожи на экспонаты музея современного искусства, они – герои инсталляции. Мертвые манекены.
– Страшно, да?
– О чем ты? – удивляется жена.
Гуляем дальше, доходим до памятника Владимиру Маяковскому.
– Зайдем в закусочную?
– Можно.
Я набираю поднос пива, картошки и куриных крыльев. Хожу между столиков. Свободных нет. За мной идет жена.
– Вон смотри – уходят!
Два милиционера встают из-за стола, и молодая узбечка уносит их объедки. Мы присаживаемся. Неудобно. Слева хороший столик, но его заняли двое