— Святой мир! — рявкнул он. — Пришло время святого мира!Довольно крови, насилия и преступлений! Освободить арестованных! ОсвободитьЗигмунта Корыбуту, истинного господина нашего и короля!

— Достаточно правления кровавых клик! Конец насилию, предательствами войне! Я принес вам мир!

— Святой мир! — конники хором подхватывали его слова. —Святой мир! Paxsancta!

— Народ города Праги! — орал Гинек. — Столица королевстваЧешского и все верные этому королевству! К нам!

— Пан бургомистр Святого Мяста! Господа советники! Господаприсяжные! К нам! Присоединяйтесь!

Двери ратуши не приоткрылись ни на дюйм.

— Прага! — крикнул Гинек. — Свободная Прага!

И Прага ответила.

С грохотом раскрывались ставни, из-за них выглянули стременаи луки арбалетов, стволы гаковниц, трубы пищалей. Разом, словно по команде,Староместский рынок утонул в оглушительном грохоте выстрелов, в дыме и вонипороха. На теснящихся на площади вооруженных людей обрушился рад пуль и болтов.Взорвался и вознесся крик, рев, вой раненых людей, ржание и истошный визгпокалеченных лошадей. Конники закружились в беспорядке, сталкивались,переворачивались, топтали тех, которые свалились с седел. Часть с места послалаконей в галоп, но с рынка невозможно было убежать. Улицы неожиданнозабаррикадировали бревнами, перегородили натянутыми поперек цепями. Из-зазаслонов сыпанули болты. А со всех сторон, с Желязной, с Михальской, с ДлиннойТжиды, с Телячьей, от Тына на рынок бежали вооруженные люди.

Конники, заслоняясь щитами, сбились в кучу у ратуши.Охрипший от крика Гинек из Кольштейна пытался навести порядок. А из домов всестреляли. Пули и болты летели из окон окружающих Староместский рынок каменныхдомов — из «Единорога», из «Красных дверей», из «Барашка», из «Каменногоколокола», из «Лебедя». Стреляли из окон и оконец, с крытых балконов, с крыш,из сеней и ворот. Рыцари и паноши один за другим слетали с седел на землю,валились дергающиеся в агонии кони,

— Хорошо, — повторял сквозь зубы Флютек. — Хорошо, пражане!Так держать! Ох не уйдешь ты отсюда живым, пан Колштейнский из Вальдштейнов, Неунесешь головы.

Гинек из Колштейна словно услышал, потому что его ратьнеожиданно разделилась на две части. Одна, примерно в сто коней, под командойрыцаря с серебряно-черным щитом, помчалась галопом в сторону церкви СвятогоНиколая. Другая во главе с самим Гинеком ударила на толпу, напирающую отДлинной Тжиды.

Первый отряд исчез из поля зрения Рейневана, и он мог толькопо шуму и лязгу судить о том, что конники пытаются пробиться сквозь баррикады,прорубить себе дорогу на мост и Малу Страну. Зато он видел, как группа Гинеканалетела на вооруженных горожан, как уложила на землю первую линию, какрассеяла вторую. И как увязла на третьей, напоровшись на заслон из гизарм, дзиди вил. Пражане стояли твердо, не дали себя испугать. Их было много. Они былисильны. Они верили в себя.

Потому что все время прибывали новые.

— Смерть предателям! — орали они, атакуя. — Во Влтаву их!

— Бить, бить, никого не оставлять в живых!

Ржали, вставая на дыбы, раненые верховые кони, валились науже скользкую от крови землю всадники. А из окон продолжали лететь болты,болты, болты.

— Бей предателей! Во Влтаву их!

Конники отступили, вернулись на площадь, рассеялись,помчались небольшими группами, чтобы собственными силами пробиваться сквозьбаррикады и цепи у Святого Николая и в Михальской. Но Гинека с ними не было.Под героем Вышеграда и Усти пал конь, получивший косой по передним ногам.Рыцарь успел вовремя спрыгнуть, не выпустил меча, напавших на него изрубил.Привалившись спиной к стене дома «Под слоном», скликал к себе нескольких тожеспешившихся, однако, видя, что они падают, скошенные болтами, прыгнул под арку,выбил плечом дверь. Пражане кучей ввалились следом за ним внутрь дома. У Гинекане было шансов. Прошло немного времени, и окровавленное тело в яке, украшеннойльвом Марквартичей, вылетело из окна первого этажа и свалилось на пражскуюбрусчатку.

— Дефенестрация! — расхохотался демонически скривившийсяФлютек. — Вторая дефенестрация! Это мне, черт побери, нравится! Возмездие исимволика!

Выкинутый из окна Гинек еще подавал признаки жизни. Пражанеобступили его. Какое-то время колебались. Наконец кто-то переборолнеуверенность и ткнул рыцаря пикой. Другой рубанул топором. А потом принялисьтыкать и рубить все.

— Да! — засмеялся Неплах. — Символика! Ну как, Рейневан? Чтоскажешь...

Он осекся. Рейневана в комнате не было.

Надо было признать, что рыцарь со щитом, косо поделенным насеребряное и черное поля, спасал свою жизнь рассудительно и логично. Во-первых,приметный щит он отбросил еще на рынке. Когда же оттиснутые от баррикад уОвощного Тарга конники выбрались за церквушку Святого Лингарта, где снованаткнулись на пражан и ввязались в яростный бой, черно-серебряный рыцарь, нераздумывая, развернул коня и умчался в улочки, в галопе сбрасывая с плеч плащ сбогатым шитьем. Выехал, распугивая уток и нищих, на небольшую площадь сназванием «У лужи». Слыша крики мчащейся с рынка погони, он выругался, соскочилс седла, шлепнул коня по крупу, сам погрузился в тесный и темный проход,ведущий к улице Платнерской. Пражане с криками помчались вслед за стуком копытконя, бегущего в сторону доминиканского монастыря и Влтавы. Реки, в глубинахкоторой, как следовало из уже нудно повторяющихся выкриков толпы, вот-вотнайдут конец бунтари и предатели.

Отголоски утихали, удалялись. Рыцарь вздохнул, усмехнулся вусы. Он уже был почти уверен, что ему повезет.

И как знать, возможно бы, и повезло, если б не то, чтоРейневан прекрасно знал район. Улица Платнерская и отходящие от нее переулкиприютили в предреволюционные времена несколько уютных и недорогих борделиков,так что места эти прекрасно знал каждый студент и каждый бакалавр Карловауниверситета. К тому же Рейневан и Самсон Meдок пользовались магией. Телепатическимиамулетами. Очень простыми, но вполне достаточными для примитивнойтелекоммуникации. Для выслеживания и погони.

Серебряно-черный рыцарь немного переждал, использовал времяна то, чтобы прикрыть латы лоскутом найденной ткани. Он прижался к стене, слышацокот подков, но это просто бежал конь без седока, буланый с окровавленнымбоком. За конем бежала, покачиваясь и мыча, пестрая корова — откуда она здесьвзялась, одному Богу известно.