— Кажется, вся Европа...

— Не вся.

— Восемьдесят тысяч вооруженных людей...

— Ерунда. Самое большее — тридцать...

— Но говорят...

— Рейневан, — спокойно прервал Флютек, — подумай. Если ббыло действительно опасно, ты бы меня здесь видел?

Какое-то время помолчали.

— Впрочем, в любой момент, — проговорил шеф таборитскойразведки, — все станет ясно. Услышишь.

— Что? Как? Откуда?

Неплах успокоил его жестом. Указал на окно. Показал, чтобыон прислушался.

Заговорили пражские колокола.

Начало Нове Място. Первой была Мария на Газоне, сразу за нейСлованы на Эмаузах, затем ударили колокола церкви Святого Вацлава на Здеразе, кхору присоединился Стефан, за ним Войцех и Михаил, после них звонко и певуче —Дева Мария Снежная. Чуть погодя наполнилось колокольным звоном Старе Място —первым заговорил Исаак, за ним Гавел, наконец, громко и торжественно, храмТынский. Потом раззвонились колокольни Градчан — у Бенедикта, у Георгия, у ВсехСвятых. Наконец, самый благороднейший, самый глубокий, самый бронзовый, ударили поплыл над городом голос колокола Кафедрального собора.

Злата Прага пела колоколами.

* * *

На Староместском рынке была чудовищная суматоха и толкотня.К ратуше валила масса народа, у ворот клубилась толпа. Колокола продолжализвонить. Стоял необычный хаос. Люди толкались, перекрикивали друг друга,жестикулировали, вокруг виднелись только потные, красные от натуги ивозбуждения лица, разверстые рты. Лихорадочно горящие глаза.

— В чем дело? — Рейневан схватил за рукав какого-товоняющего мокрой кожей кожевенника. — Известия? Есть известия?

— Брат Прокоп разбил крестовников под Таховом! Наголовуразбил, разгромил!

— Был крупный бой?

— Какой там бой? — крикнул рядом тип, выбежавший, видимо,прямо от цирюльника, лицо было наполовину намылено. — Какая там битва! Драпанули!Во всю прыть! В панике! Паписты бежали!

— Бросили все! — взвыл какой-то возбужденный подмастерье. —Оружие, пушки, добро, провизию! И драпанули! Драпанули от Тахова! Брат Прокоппобедитель! Чаша — победительница!

— Что вы плетете? Сбежали? Без боя?

— Бежали, бежали! И когда бежали, наши их жутко посекли!Тахов окружен, паны из Ландфрида окружены в замке. Брат Прокоп крушит стеныбомбардами, не сегодня-завтра захватит город! Брат Якубек из Вжесовиц гонит игромит господина Генриха фон Плейена!

— Тихааааа! Тише все! Идет брат Ян!

— Брат Ян! Брат Ян! И советники!

Ворота ратуши распахнулись, на ступени вышла группа людей.

В голове шел Ян Рокицана, пробощ от Марии Перед Тыном,невысокий, с благородным, чтобы не сказать — воодушевленным лицом. И нестарый.Ведущему идеологу утраквистской революции было тридцать пять лет. На десятьбольше, чем Рейневану. Рядом со своим уже знаменитым учеником, тяжело дыша —одышка! — шел Якобеллус Стжыбский, университетский мэтр. Отставая на шаг,держался Питер Пайн, англичанин с лицом аскета. Дальше шли староградскиесоветники — могучий Ян Велвар, Матей Смоляр, Вацлав Гедвика. И другие. Рокицанаостановился.

— Братья чехи! — крикнул он, воздевая обе руки. — Пражане!Бог с нами! И Бог над нами!

Рев толпы сначала возвысился, потом опал, утих. Колоколацерквей один за другим умолкали. Рокицана не опускал рук.

— Повержены, — крикнул он еще громче, — еретики! Те, которыеобесчестили Святой Крест, возложив его по наущению Рима на свои преступныелаты. Постигла их кара Божья. Виктория в руках брата Прокопа!

Люди заревели в один голос, послышались крики «ура».Проповедник успокоил толпу.

— Хоть нашли на нас орды адовы, — продолжал он, — хотьпротянули к нам окровавленные когти Вавилона, хоть вновь угрожала истиннойрелигии ярость римского антихриста, Бог над нами! Господь Небес простер своюдесницу, дабы уничтожить силу вражью! Тот самый Господь, коий утопил войскафараона в Чермном море, который принудил к бегству от Гедеона неисчислимыеполчища мадианитян! Господь, ангел коего за одну ночь побил сто восемьдесятпять тысяч ассирийцев. И тот же Господь Небес поразил страхом сердца враговнаших! Как войска святотатца Сеннахерима[26] убегали отИерусалима, так пораженная ужасом папская банда разбежалась в панике из-подСтжибора и Тахова!

— Как только узрели, — тоненько вторил ему Якобеллус, —слуги дьявольские Чашу на знаменах брата Прокопа, как только услышали хоралБожьих воинов, разбежались и панике так, что и двух вместе не осталось! Былиони как прах, разметаемый ветром[27].

— Deusvicit! — крикнул Питер Пайн. — Veritasvicit![28]

— Те Deumlaudamus![29]

В тот вечер, четвертого августа 1427 года, Прага громко ишумно праздновала победу, пражане сумасшедшим спонтанным праздникомотыгрывались за недели страха и неуверенности. Пели на улицах, плясали вокругкостров на площадях, пили в садах и дворах. Самые религиозные чтили Прокоповувикторию во время молений, осуществляемых impromptu[30] во всехпражских церквях. У менее религиозных был на выбор широкий круг другихмероприятий. Всюду — в Старом и Новом Мясте, все еще в основном остающейсяпепелищем Малой Стране, на Градчанах, — почти всюду корчмари отмечали победунад круцьятой тем, что всем желающим давали даром, за счет заведения, ипредлагали еду. По всей Праге вылетели из бочек и бочонков пробки и затычки,запахли мясом решетки, шампуры и котлы. Как обычно, ловкие кабатчикивоспользовались оказией, чтобы, прикрывшись щедростью, освободиться отпродуктов, готовых вот-вот прокиснуть либо испортиться, а также тех, которымэто уже не грозило. Но кто станет обращать внимание! Крестовники разбиты!Опасность миновала. Ликуй, народ!

По всей Праге веселились и пили. Возглашали тосты в честьмужественного Прокопа Голого и Божьих воинов и на погибель сбежавшим из-подТахова крестоносцам. В особенности главы похода Оттона фон Цигенхайма,архиепископа Тревира, желали, чтобы по дороге домой он сдох или по крайней мерезаболел. Распевали заранее сложенные куплеты о том, как при виде Прокоповыхзнамен папский легат Генрих де Бофор от страха наклал в портки.