Чудилось, незнакомец в одно мгновение увидел Нанси насквозь:с ее ленью и брезгливостью, с ее сноровкой увиливать от тяжелой работы иумением «выставляться», коснувшись лба красивого выздоравливающего и обойдяневзрачного умирающего. Более того: Ангелине почудилось, что эти слова, взглядкапитана и ее тоже вмиг поставили на место. Кому же еще ходить за хворыми, какне ей? К тому же они утратили силы и здоровье, пытаясь остановить врага,тянувшего свои кровавые лапы ко всякому русскому человеку – стало быть, и кАнгелине тоже. Чем же ей особенно гордиться? Заноситься – с чего? Надобноделать свое дело и не мешать другим выполнять свое – правильно говорит капитан!

А он, переговорив с каждым обитателем офицерской палаты,перешел в солдатскую, и первый, кого увидел, был Меркурий.

Капитан изумленно смотрел на Меркурия, на лице которого,будто в зеркале, отразилось то же самое выражение.

– Муромцев, брат! Неужто ты?!

– Ваше благородие?! – И Меркурий принял стойку «смирно», акапитан бросился дружески хлопать его по плечу.

Капитан с Меркурием тихо обменивались короткими репликами,половину которых Ангелина не расслышала, поскольку занята была другим. Потомуона только с пятого на десятое поняла, что еще в первые дни войны Меркурийслужил под началом сего капитана Дружинина в том самом селе Воронцове, котороестоль часто связывалось с его бредом о лодке-самолетке, немало там в службесвоей преуспел, а оттого капитан рад-радешенек этой встрече и имеет на Меркуриянекие виды. О сем речь велась, впрочем, очень и очень туманно, Ангелина толькои сообразила, что дело требует великой секретности.

В общем-то, ничего особенного в хождениях капитана Дружининапо госпиталю не было: просто-напросто в Нижний днями прибывал какой-то важныйгруз военного назначения, вверенный попечению капитана и требующий охраны. Апоскольку людей, годных к службе, после отбытия на фронт нижегородскогоополчения в городе сыскать было трудно, капитан и набирал команду средивыздоравливающих. Он и прежде знал служебные качества солдата МеркурияМуромцева – понятно, что и доверял ему более, чем прочим.

Теперь за Меркурием что ни день прибывала закрытая повозка –черная и весьма приметная своими малыми размерами и удобством. Принадлежала онавоенному ведомству, а потому всегда была запряжена сытыми бойкими лошадьми –правда, рыжей масти, столь нелюбимой князем Алексеем. Ангелина слышала от негос раннего детства: «Продай лошадь вороную, заботься о белой, сам езди нагнедой... но никогда не покупай и не запрягай рыжую лошадь!» Впрочем, и рыжиелошади послушно шли в упряжке, подчиняясь армейскому кучеру Зосиме с диковиннымотчеством – Усфазанович, коего все называли просто Усатычем, для удобствапроизношения и по правде жизни, ибо он взрастил и взлелеял на своем маленькомхуденьком личике такие усищи, что они составляли главную примету его тщедушногооблика. Усатыч исправно отвозил Меркурия на окраину города, к Арзамасскойзаставе, где, обнесенный высоким забором, спешно строился огромный сарай, а внем сооружались какие-то загадочные приспособления, за чем надзирал капитанДружинин и в его отсутствие – Меркурий.

Ни к плотницкому, ни к строительному ремеслу Ангелининподопечный не имел отношения. По простоте душевной она так прямо и спросила:неужто не сыскалось в Нижнем Новгороде более сведущего в сем деле человека, чемедва живой после раны солдат?! И была немало удивлена, когда всегда откровенныйМеркурий вдруг начал что-то невнятное плести: мол, капитан верит только тем,кого знает по службе, – и при этом он отводил глаза, краснел... словом, велсебя так глупо, что Ангелина невольно задумалась над сутью происходящего.

Любопытство Ангелины разгорелось, однако не пытать же ейМеркурия! У чужих людей спрашивать не хотелось: мало ли какие секреты укапитана Дружинина, время все-таки военное. Тащиться просто так к Арзамасскойзаставе было неохота. Она дожидалась удобного случая – и дождалась!

Как-то раз вышла на крылечко после ночного дежурства, глядь– поздний август затянул небо серою завесою дождя, а измайловской кареты наместе нет. Ангелина, и пешком до дому пробежавши, ног бы не сбила и поддождиком не растаяла, однако, увидев знакомые усы и рыжих лошадей, она тут жеприкинулась такой беспомощной и растерянной и так жалобно запричитала, что ейвсенепременно нужно навестить болящую Зиновию Василькову, а как же быть, ежелинет ее кареты?! И Меркурию, который как раз в это время собирался ехать пообычному маршруту, ничего не оставалось, как подвезти Ангелину. Им было попути: Зиновия Василькова жила в самом конце Покровской улицы, а это было совсемнедалеко от Арзамасской заставы! Правда, еще предстояло уговорить Меркурия довезтиее до пресловутого строительства... Ну ничего, она придумает какой-нибудьпредлог, как-то исхитрится!

Однако ломать голову над предлогом ей не пришлось. Чутьтолько съехала черная карета с госпитального двора и запрыгала по ухабистомупереулку, как вдруг что-то резко треснуло сзади, карета накренилась и началамедленно, но неостановимо заваливаться набок.

– Что?.. – воскликнул Меркурий, но больше ничего не успелсказать.

С козел донеслись вопли Усатыча, испуганно ржали, билиськони, еще больше раскачивая карету. Меркурий попытался поддержать Ангелину, нотут опять что-то затрещало – и карета кубарем покатилась в обрыв.

* * *

Ангелина ни на миг не теряла сознания: все мысли и чувствасловно бы съежились в ней, как съежилась и она сама, даже не пытаясь защититьсебя от толчков и ударов, а просто подчинившись каждому броску обезумевшейкареты. А когда та замерла на дне оврага, замерла вместе с нею, недоверчивоприслушиваясь к окружающему – неужто все кончилось?!

У Ангелины кружилась голова, но даже страха не было, атолько изумление: надо же, вокруг нее хаос, небо с землей поменялись местами,сиденья кареты оказались над головой, днище разошлось, и оттуда торчит зеленаялиства, а внизу кто-то стонет. Понадобилось время, чтобы она поняла: это стонетМеркурий – и осознала весь ужас случившегося, но следом и порадовалась: еслистонет – значит, жив!

В карете было темно, Ангелина ощупью стала искать Меркурия,но тут до нее долетел чей-то быстрый шепот:

– Le cocher est mort![16]

Говорили по-французски, и это поначалу так ошеломилоАнгелину, что она даже не сразу осознала смысл фразы: кучер мертв... но кучер –это ведь Усатыч?!

Она в отчаянии заколотила кулаками в стенку кареты, и ейоткликнулся тихий напряженный голос, почему-то показавшийся Ангелине знакомым: