– Коммунисты не дадут, – сказал Белович.

– Это уж точно!

– Да и эти, националисты...

– А военные?

Я ощутил тоскливую безнадежность. Эти хорошие добрые люди немогут связать два факта, что всю жизнь лежат у них на столе. Жуткуюшпиономанию, поиск всюду врага, и книги Красивого, будь это «Зелимхан и егоотряд» или «Доля горниста», которыми нас пичкали с детства, его подлейшиерассказы о революции и гражданской войне. Павлик Морозов, значит, уже маленькиймерзавец, а кто же двое пацанов из «ВЧК», с их обостренным классовым чутьем?Где больше шпиономании и призыва искать врага всюду, как не в «Доле горниста»,где пионер ловит западного шпиона? Где больше воспевается милитаризм, чем в«Зелимхане и его отряде»? Кто обосновывал казни и расстрелы в литературныхпроизведениях, призывал и дальше искать и находить врагов народа?.. Да истранновато само благородство зелимхановцев, которые помогали семьям тех, ктоохранял лагеря с брошенными туда писателями, художниками, композиторами, а несемьям этих несчастных оклеветанных людей...

Богемов обратил горящий и вместе с тем беспомощный взор наменя. Я развел руками, внезапно чувствуя себя старым и усталым.

– Кондрат Красивый, – повторил я. – Как жаль,что это не его фамилия.

– Как... не фамилия? – спросила Марина неверяще. Апотом посмотрела на меня презрительно и враждебно. – Вы хотите сказать,что его настоящая фамилия Коган или Рабинович? Ну и что? Только фашисты...

– Да нет, – пояснил я мирно, – просто кто бызнал политика с простой фамилией Кондрат Гапонов? Пришлось бы пробиватьсясвоими силами. А так сперва сыну Авдея Красивого была обеспечена ковроваядорожка в адмиралы, даже в члены Союза Писателей СССР... позор!.. а затем ивнуку. Естественно, обеспечивал тот, кто устраивал и руководил массовымиказнями в 37-м, свой все-таки.

Марина покачала головой, ее глаза блеснули таким гневом,словно я высморкался в ризу митрополита:

– Я не верю ни единому слову.

– Да, конечно...

– Чему вы смеетесь? – спросила она враждебно.

– Да так... Такой подлейший трюк мог придти в головутолько современному политику. Когда Якова Сталина в немецком плену спросили:«Ты Яков Сталин?», он ответил: «Я Яков Джугашвили». Дети Максима Горького тожесохранили фамилию Пешковых, хотя в те годы можно бы из родства с великимпролетарским писателем выжать немало. Да ладно, забудь...

Богемов поворачивался посреди комнаты, как зверь в клетке.Глаза полезли на лоб:

– Вы что, с дуба рухнули? Да как вы можете?.. Этот свиномордый...Да большего мерзавца на всем белом свете поискать! Когда я слышу, как егорасхваливает та самая интеллигенция, которую он расстреливал в том страшномтридцать седьмом...

– Он?

– Его дед! Он воспевал эти расстрелы! Он обосновывалих, он подталкивал к ним! Были расстреляны лучшие писатели, других сгноили влагерях, а он выпускал книгу за книгой, его издавали массовыми тиражами, ввелив школьные программы, заставляли учить наизусть, а Толстого и Пушкина потом,потом...

Она прервала враждебно:

– А при чем тут Кондрат Красивый? Я и сейчас готоваради него идти на любой митинг!

– Он интеллигент!

– Умница!

– А как говорит?

Богемов разъяренно шипел, размахивал руками, дваждыподхватывал на лету слетавшие с носа очки. Завопил:

– Но скажите тогда... скажите! Почему в те страшныегоды репрессий были запрещены произведения замечательнейших русских писателей,да и зарубежных тоже, а книгами Красивого пропаганда нас заваливала с головой?В школьной программе Красивый стоял выше Толстого, его заставляли заучиватьнаизусть?

Игнатьев пожал плечами:

– Ну, это понятно.

– Так вот, своему сыну Авдей Гапонов, писатель,постелил ковровую дорожку. Кто же откажет сыну такого... такого писателя! Номало того, сын был уже сыном своего времени. Мало того, что его имя Зелимхан,но на всякий случай, вдруг кто сразу не узнает, что Зелимхан Гапонов сын тогосамого правительственного писателя, он предпочел взять... литературныйпсевдоним отца себе в качестве фамилии!.. Это все равно, как если бы вон Леониднадел на грудь табличку с надписью «Сын шефа!» и ходил по фирме... Конечно же,Зелимхан Красивый ко всем своим должностям стал и членом Союза Писателей СССР.Как стали ими герои-летчики Покрышкин и Кожедуб, Леонид Брежнев, знатныедоярки, учившие как доить и как петь в опере...

Игнатьев поморщился:

– Да ладно тебе... Все, у кого была власть, в то гнилоевремя становились членами Союза Писателей. Даже секретари райкомов партии.

– А сын Зелимхана Гапонова, то бишь ЗелимханаКрасивого, с помощью... а как же?.. пошел в доброе советское время еще дальше.А когда пришло время перемен, то он взлетел на самый верх. От дедова псевдонимавместо фамилии отказаться даже не подумал, как же, если вывел наверх? Темболее, что у тайных рычагов по-прежнему те, кому важна и шпиономания, и прежниепоиски врага, и милитаризм. Но мне другое дико... Страна, даже интеллигенция дотакой степени сподличилась, что даже не замечает этого подлейшего приема.

– Ну, в память отца... то бишь, деда, взял егопсевдоним...

– Вот если бы взял в память о замученном в лагеряхотце, о расстрелянных в те же воспетые Красивым тридцать седьмые, этоблагородно, ибо опасно было признаваться в родстве с врагами народа. Но он взялтот псевдоним, который расчистит дорожку наверх! И никто из нашей интеллигенциии не заикнулся о таком чудовищном... чудовищном... я просто не найду слов!

Игнатьев сказал задумчиво:

– А может кто и заикнулся. Но тут же его нашли на днеМосквы-реки. А то и вовсе не нашли. Человек, который так действует... это ужезнаете ли...

Марина смотрела растерянно. Красивая интеллигентная женщина,но все же живущая по готовым алгоритмам. А таким лапшу на уши вешать легче, чемпростому слесарю.

Игнатьев сказал:

– Понятно, почему на заре перестройки так внезапнопрекратилось разоблачение отцов-писателей!

– Отцов?

– Отцов, основоположников, – пояснил он. –Максима Горького, Маяковского... Помните, как их низвергали? Еще чуть-чуть ивзялись бы за Красивого. Но наш Кондрат Зелимханович, тогда был в самой силе,на самом верху! Чуть ниже президента, но тот пил да по бабам, а этот разомпрекратил всякие разоблачения... в литературе... Я не сторонник Сталина, вызнаете. Но вот один момент, который показывает разницу между политиками тех лети политиками нынешними... Когда сын Сталина попал в плен, он не стал кричать,чей он отпрыск и чтобы выгодно выменяли. Более того, он гордо называл себяЯковом Джугашвили, для неграмотных объясняю, что это фамилия Сталина, а само«Сталин» – партийный псевдоним. И когда сами немцы предложили Сталину обменятьего сына на взятого в плен под Сталинградом Паулюса, Сталин после тяжелой паузыответил: «Я солдат на фельдмаршалов не меняю». И Яков, сын Сталина, былрасстрелян вместе с другими русскими солдатами...