И хотя все понимали, что западную не одолеть, уже проиграли,та пляшет на их поле, но согласно загудели, поглядывали друг на друга спобедным видом. Мол, ничего, русские медленно запрягают, зато быстро ездят.

Я видел, что на меня поглядывают, звание ученогомеждународного класса обязывает, хоть и презирают за пристрастие к компьютернымиграм.

– Свобода немыслима без веротерпимости, – сказаля. – А мы опять: запрещать, не допущать... Разве еще не дозапрещались?

Белович сказал яростно:

– Напротив!.. Возрождение Руси нужно начинать не сверотерпимости, а напротив-с, напротив!.. Русь была сильна единой верой!Единобожием!

И самодержавием, добавил про себя я. Как потом сильна былаединой партией, что не допускала других партий, не позволяла пискнутьоппозиции. Одна страна, одна вера, один государь... Царь, генсек, президент,владыка... При всеобщем развале только церковь сохранила кадры, структуру,фонды, а теперь спешно укрепляется. С помощью власти, разумеется. Рука рукумоет. Мы тебе десяток храмов на самом видном месте, а ты погромче: вся власть отбога, бунтовать и забастовки устраивать – грешно, это пойти супротив самогобога, так что остерегитесь, рабы...

На меня поглядывали все чаше. Что я – советник президента, ксчастью, еще не знают, но что я занимаюсь прогнозированием будущего, наслышаны.

Я развел руками, чувствуя полную беспомощность, такуюунизительную для мужчины любого возраста:

– Страшновато такое говорить, особенно в наше времянадежд на демократию, но все же правление большинства, т.е. демократия – этогибель культуры, гибель науки. Да что там культура, наука! Это гибель всейцивилизации. Большинство – это так называемый простой народ, а всякие тамученые, писатели, вообще интеллигенция – в меньшинстве. Если же поставить нареферендум вопросы: нужна ли нам звездная астрономия, или же те деньгинаправить на огороды, стоит ли выделять деньги на новый синхрофазотрон или жекупить каждому жителю России по бутылке водки... и таких вопросов наберетсямножество, то ясно, каков будет ответ большинства. Тем и страшен Кречет, чтоего избрал простой народ. А он пообещал выполнять волю народа.

В гробовой тишине Марина, покрывшись пупырышками, спросилажалобно:

– А как же другие?

– Другие что?

– В Штатах, к примеру... Страны западной демократии!Там культура живет...

Ответить не успел, Богемов обвиняюще ткнул пальцем в еепрелестный голый животик:

– А ну-ка назовите... ну, хотя бы художников, эти намближе всех. Ну-ну!

– Пикассо, Доре, – начала перечислять она судовольствием, даже пальцы загибала прилежно, как школьница. – Моне...

Богемов слушал, мы все слушали, потом прервал:

– Прекрасно. Два десятка гениев! И все из прошлого. Агде нынешние?.. Создают пышные декорации для порнофильмов? Рисуют обложки дляПлейбоя, рекламные этикетки и буклеты? Почему у них сейчас нет художников?

Когда я собрался спать, было за полночь. Хрюка, как обычно,лежала на постели, спала. Я осторожно взял на руки, стараясь не разбудить,перенес на ее кресло и бережно укрыл одеялом. И лишь когда подоткнул с боков,чтобы не дуло от форточки, засмеялся своей глупости: это же собака! Простособака. Пусть любимая. Но ей достаточно сказать: место! И она мигом очутитсягде ей положено быть. Это не на тряпочке в прихожей, а в добротном старомкресле.

До чего же в нас заложен инстинкт заботы! Точно так жепереносил засыпающих детей в их кроватки, укрывал одеялом... Но дети выросли,сами укрывают своих детей, а потребность заботиться осталась, и вот я с собакойпроделываю все то же, что когда-то с детьми. Кормлю, поучаю, чищу уши, моюлапы, подстригаю ногти, даю витамины...

И еще инстинкт, мелькнуло в голове, проявляющийся, увы, не увсех, инстинкт сохранения племени. Враждебность ко всякому, кто, как мнекажется, угрожает моему роду, племени, народу, государству. Вся странаненавидела банду коммунистов, что захватила власть и вела могучую Россию купадку, с надеждой и любовью смотрела на Америку, где свобода, где все хорошо исправедливо... Но вот коммунизм рухнул, а Америка сбросила маску, придвигая кнашим границам свое НАТО!

При чем здесь коммунист, либерал или консерватор? Этопроявление здорового инстинкта здорового человека. Так же, как укрывал одеяломспящих детей, так же не хочу допустить продвижения НАТО к нашим границам. Икогда, помню, сынишка рассказывал, как его обидели в школе, у меня от яростимутилось в голове, готов был мчаться туда и убивать всех учителей и хулиганов,так и сейчас шерсть вздымается на загривке, а из горла рвется глухое рычание,когда слышу, как враждебный России военный союз придвигается вплотную к нашимграницам.

Здесь все на уровне основного инстинкта выживания. Выживаниярода, племени. Никакие уверения в мирности не помогут, если я каждый день будувидеть нацеленный на себя автомат в руках ч у ж о г о человека. Когда иду наработу, играю на компьютере, смотрю кино, гуляю с собакой...

Заснул чуть ли не под утро. Во сне блуждал по длиннымстрашным коридорам власти, над головой летали огромные летучие мыши, черные имохнатые, я прятался в ниши, а ноги почему-то не двигались.

* * *

Впервые проснулся раньше Хрюки. Вывел, погулял, долго уговаривал,чтобы она все сделала, а Хрюка все ссылалась на свой режим, но все-такисжалилась, сгорбилась как кенгуру, в это время смотрит всегда так укоризненно,я дал за труд фролик, но все равно, когда вернулись, на часах все еще былораннее утро.

Опять же впервые за последние пять-десять лет я одевалсядолго, рассматривал себя в зеркало. Строгий костюм сразу отверг, чиновникиумеют их носить лучше, сразу почувствую себя самозванцем, что-то среднее бы...

Озлившись, вот уже начинается конформизм, я напялил джинсы иджинсовую рубашку. Обещана жара, так что заранее закатал рукава выше локтей,расстегнул сразу две верхние пуговицы.

Перед дверью стоял с колотящимся сердцем минут десять, нокогда в коридоре послышались шаги, отбежал на цыпочках, дождался звонка, прошелобратно неспешно, отворил.

На площадке стоял молодой крепкий парень, похожий насержанта коммандос, которого на часок переодели в гражданское.

– Виктор Александрович, – сказал он чистым,светлым, как родниковая вода, голосом, – меня зовут Володя, я теперь вашшофер и телохранитель. Машина у подъезда, вы должны перезвонить начальникуохраны президента и проверить...

– Вряд ли мною кто-то уже заинтересовался, –буркнул я. Сердце колотилось, рубашка подпрыгивала, и, чтобы этот шофер незаметил мое волнение, я шевелился, пожимал плечами, шарил по карманам в поискахключей.

– Все-таки полагается проверять, – сказал онукоризненно.