Но есть еще одно очень важное обстоятельство, которое вы неучли. Дело в том, что я сидел под балконом и мог услышать выстрел, если быубийца выстрелил после того, как я появился на террасе. Но я ничего не слышал.Похоже, что женщину убили раньше. Учитывая, что здесь достаточно влажная итеплая погода, характерная для южного побережья Алгарве, можно предположить,что убийство было совершено примерно час назад. Тело еще не успело остыть, акровь — впитаться в постель. Получается, что в ваших расчетах есть однонеучтенное обстоятельство.

— Какое? — быстро спросил Мурашенков.

— Вы вшестером вышли на лужайку перед зданием отеля, чтобыотправиться играть в гольф. Все видели, как вы собираетесь вместе. Это было бывеликолепным алиби для всех шестерых. Однако один из вас мог войти в номер кДжеймсу Фармеру, выстрелить в его жену и лишь затем спокойно спуститься вниз,зная, что алиби ему обеспечено. Таким образом, мы можем подозревать ещепятерых, если не считать вас, господин Мурашенков, — вернул слова своего визавиДронго.

Арсений Викторович помолчал. Затем негромко сказал:

— А вы злопамятны.

— Нет. Я обязан рассмотреть все варианты. И в этом случае унас не пятеро подозреваемых, а двенадцать. Две команды по шесть человек. Исреди этих двенадцати может оказаться конкретный убийца, который выстрелил вСильвию Фармер. Хотя одного человека я бы наверняка исключил.

— Себя? — иронично осведомился Мурашенков.

— Нет, — Дронго не стал подыгрывать своему собеседнику, —бывшего комиссара французской полиции мсье Дезире Брюлея. Я скорее поверю, чтосам застрелил эту женщину, чем стану подозревать этого человека.

— Хорошо, — подумав, согласился Мурашенков, — вы и он незнали Фармера до приезда сюда. Будем считать, что у вас не было никакихмотивов. Хотя вас могли нанять для убийства. Но предположим… Тогда остаетсявосемь человек. Я исключаю польскую спутницу пана Шокальского и визажисткуКэтрин Фармер.

— Я бы не стал их исключать, — неожиданно сказал Дронго.

Сарычев вздрогнул.

— Какой вы странный человек, — сказал он, — с вами трудноразговаривать. Почему вы подозреваете этих женщин?

— Пани Томашевская знала Фармера еще до того, как вы с нимпознакомились, — пояснил Дронго, глядя в глаза Мурашенкову. Тот воспринялсообщение внешне спокойно, но было заметно, как дрогнули зрачки его глаз. Дажестекла очков не могли скрыть того, что он нервничает.

— А французская визажистка оказалась последней, кто входил кубитой, — привел второй довод Дронго и снова заметил, как сузились глазаМурашенкова. Арсений Викторович явно не был готов к двум таким фразам.

— Тогда выходит, это она убила Сильвию, — растеряннопредположил Сарычев.

— Погодите, Николай Андреевич, — нервно дернулся Мурашенков.— Откуда вы все так быстро узнали? Вы специально следили за семьей ДжеймсаФармера? Зачем вы сюда приехали? Вас кто-то прислал?

— У меня такая профессия — все узнавать, — напомнил Дронго,— и не нужно так нервничать. Вы все еще полагаете, что меня наняли вашиконкуренты?

— Кстати, насчет конкурентов, — напомнил Мурашенков, — вызнаете, кто вышел последним к нам на лужайку? Кого мы все ждали?

— Знаю. Тадеуша Шокальского.

— Пан Шокальский имел все основания не любить семью Фармера,— задумчиво сказал Мурашенков.

— Как и вы Шокальского, — напомнил Дронго, — я былсвидетелем, как вы вчера спорили.

— Это не имеет никакого отношения к убийству Сильвии Фармер,— жестко заметил Мурашенков, повышая голос. Впервые он не выдержал и сорвалсяна крик.

— Не кричите, — так же жестко одернул его Дронго, — я не вашподчиненный, и здесь не ваш офис. Я имею право высказывать любые предположения.Например, даже такое безумное: вы знали, что Шокальский спустится позже всех, исделали все, чтобы специально его подставить. Возможно, даже оставили пистолетв его номере.

— Вы сумасшедший! Мы конкуренты, но зачем нам убивать женуФармера? Скорее мы перестреляли бы друг друга. — Мурашенков сделал движение,намереваясь подняться, затем неожиданно рассмеялся: — Как здорово вы вывелименя из себя! И разговорили. А я считал себя гораздо устойчивее. Отдаю должноевашему умению.

У здания отеля резко затормозили несколько автомобилей. Вхолл ворвались сотрудники полиции. Вбежавшие полицейские поспешили на второйэтаж.

— Все наши споры закончились, — нервно произнес Мурашенков,— ружье, висевшее на стене, должно было выстрелить. Теперь сотрудники полициибыстро установят, кто именно выстрелил в несчастную женщину. Хочу обратить вашевнимание, что у меня нет и не было оружия. Хотя бы потому, что я летел черезАнглию, и мне было бы невозможно пройти проверку в аэропорту, имея пистолет всвоем багаже. Вам не кажется, что ситуация предельно простая? Искать нужночеловека, способного привезти с собой оружие.

— Это не алиби, господин Мурашенков, — возразил Дронго, —достать оружие не так сложно, как вам кажется.

— У нас бесполезный разговор, — поднялся Мурашенков, — высчитаете меня убийцей? Зачем мне нужно было убивать супругу мистера Фармера?Это чудовищный бред.

— Лучший способ сорвать переговоры, — заметил Дронго, —вчера вы узнали, что Шокальский представляет серьезных конкурентов…

— Я полагал, что подслушивать чужие разговоры неприлично.

— Когда вы срываетесь на крик, вас могут услышать…

Мурашенков взглянул на Сарычева. Тот поднялся под еговзглядом. Они повернулись и пошли по коридору.

Дронго смотрел им вслед, когда над его головой раздалсяголос:

— Неприятные господа эти гости из Москвы. Шокальскийжаловался, что они готовы на все, чтобы получить контракт…

Дронго поднял голову. Рядом с ним стояла пани Илона. Он тожевстал.

— Вы слышали, что произошло? — спросил Дронго.

— Убили Сильвию, — пожала плечами Илона. Она сказала этотак, словно в случившемся не было ничего особенного.

— Откуда вы узнали?

— Горничная орала на весь отель, — объяснила она, — я ничемуне удивилась. В таких местах всегда случаются какие-нибудь жуткие трагедии.Когда здесь столько знаменитостей, должна произойти какая-нибудь пакость. Чемвыше статус людей, чем они богаче, тем больше гадостей можно найти в их прошлойжизни.

— Интересная теория, — ответил Дронго, — вы знаете, чтоСильвию застрелили?

— Ну и что? Конечно, застрелили. Эти миллионеры бывают еще ибольшими трусами. Я правильно сказала по-русски?