Михаил между тем подтащил упирающееся существо поближе. Поверхность воды взорвалась, плеснула искрами брызг, и Антон заметил блестящее серебристое тельце, бешено бьющееся на конце паутинки. Пойманная рыба — а это, без сомнения, была она, вновь ушла под воду, но ее судьба оказалась предрешена. Михаил подтащил добычу к самой кромке, шагнул, не разуваясь, в воду, и, наклонившись, вытащил за короткий плотный шнур на конце паутинки небольшую, извивающуюся рыбку.

Странное дело, но Антона накрыло непонятное чувство — все это время, оказывается, не осознавая того, он переживал за рыбака. И когда Михаил обернулся, счастливый и улыбающийся, с болтающейся на паутинке добычей, Антон почувствовал внезапную радость и удовлетворение — он ответил рыбаку такой же улыбкой.

Когда Михаил засобирался домой, день был в полном разгаре. В ослепительно синем небе одиноко висела лишь парочка сверкающих белых облачных клякс. Поток жаркого света давно заставил Антона не только избавиться от ставшего бесполезным костюма, но и, рискуя остатками здоровья, забраться ногами в недавно еще такую страшную воду реки. Правда, сапоги от костюма он так и не снял — во-первых, другой обуви у него нет, а во-вторых, они давали ему ощущение некоторой защиты. Стоять в желтоватой воде, касаясь мягкого песка голыми ногами, казалось ему невозможным.

Он остался одет лишь в обтягивающую майку и длинные узкие шорты до колен из комбинезонного комплекта, светлая ткань которых покрылась некрасивыми разводами после знакомства с речной водой. Михаил было потребовал, чтобы Антон залез в воду и помылся, но увидев, как напряглось от ужаса лицо парня, смилостивился, хотя и постоянно подшучивал над «трусоватыми» городскими. Что он имел в виду — робость Антона перед рекой или его исподнее — оставалось неясным.

В какой-то момент, когда Антон уже думал, что они так и останутся у реки до самого вечера, новый знакомый, пристроив очередного окушка, как он называл эту рыбу, на прутик в воде, внимательно всмотрелся в его лицо:

— Так, парень. Похоже, ты уже основательно поджарился. Пойдем-ка в поселок. А то кто вас знает, городских, еще скопытишься ночью.

Антон не вполне понял его, но деваться было некуда. Надежда, что товарищи все еще ищут его и вот-вот вернутся, давно уже истаяла. Самочувствие, на удивление, было сносным — никаких следов испытанной в школе аллергии или еще чего похуже. Он, конечно, понимал, что все это временно, и без помощи из города он обречен, но вот прямо сейчас явно умирать не собирался.

Подхватив аккуратно сложенный костюм со шлемом — что с ним делать, было не понятно, но и бросать его казалось неправильным, Антон зашагал следом за новым знакомым по еле видимой тропинке среди пахучей перегретой травы. Не сказать чтобы он уже привык к летающим насекомым, но видя равнодушную реакцию дикого, старался не психовать каждый раз, когда его касалась муха или мимо с громким жужжанием пролетали какие-то жуки. Болтающиеся на ногах, ставшие без костюма слишком большими по размеру сапоги казались последним бастионом защиты от гудящего, пищащего и мельтешащего вокруг дикого мира. Травинки бессильно бились по ним, пытаясь дотянутся до человека, иногда с них взлетали в воздух потревоженные жуки и бабочки, пару раз что-то резко отскакивало в сторону.

Идти пришлось довольно долго. Тропинка перебралась под палящим солнцем через огромное открытое поле, нырнула вдоль длинного, поросшего густыми кустами оврага, обогнула его, и Антон увидел вдалеке, в тени высоких деревьев, крыши одноэтажных домиков. Михаил оглянулся, и, улыбнувшись, объявил:

— Пришли.

Всматриваясь в крохотные дома, Антон спросил в спину дикого:

— А у поселка название какое-то есть?

— Балашиха, — ответил тот.

— Как Балашиха? Она же… — Антон не договорил.

Михаил на секунду остановился, подождал парня и ответил, зашагав дальше:

— Да, вот так! Здесь большинство жителей из той Балашихи. Не все, конечно, но много.

— А нам говорили, что там все умерли.

— Ну, в какой-то степени вам не врали. Там, — он выделил это слово, — и правда живых больше нет. Погибло, конечно, много народа, но основная часть просто оставила старую Балашиху. Разошлись кто куда.

Некоторое время шли молча. У Антона в голове все смешалось, вопросы теснились, отталкивая друг друга локтями.

— Вы хотите сказать, что люди из Балашихи выжили без защиты? — наконец вырвался из толчеи первый.

— Я сам оттуда. Правда, тогда я был еще совсем маленький, но кое-что помню.

Устоявшийся мир вокруг Антона начинал рушиться, он не был готов к этому.

— Но это же общеизвестно! Человек без защиты не может выжить в диком мире! Инфекции, паразиты, аллергии… пауки! — зачем-то добавил он.

Михаил, услышав возбуждение в голосе городского, остановился, дождался, пока тот замрет, уставившись на него, и спокойно ответил:

— Ты, парень, не горячись так. Все не так, как вам в городе рассказывают. И самое противное, что ваши врачи это знают лучше всех. А раз знают, но не говорят, значит — врут.

Он всматривался в лицо молчащего, надувшегося Антона:

— Правда, парень, в том, что люди, которые здесь родились или росли с детства, вполне способны и сами справляться с теми страхами, что ты перечислил. Они — часть жизни. Такие же, как и все, что ты вокруг видишь или не видишь. Запомни, жизнь постоянно воспроизводит саму себя — она более всего заинтересована в своем сохранении, а не гибели. Даже инфекция, если она оказалась случайно слишком опасной, смертельной, меняется, чтобы выжить — не убить того, на ком она поселилась.

Антон не вполне понял Михаила, но уловил два момента: первый — тот считал, что городским не говорят всей правды; и второй — что диким может стать любой, если он родился или попал сюда в детстве.

— Вы живете, но мало, — выдвинул он новый аргумент и смутился, ощутив, что это было неправильно, сообщать кому бы то ни было о том, что жить ему не так уж и долго.

Михаил, заметив его смущение, улыбнулся:

— Меньше, конечно, чем городские. Это факт. Да и зависим мы от ваших врачей все равно. Но я тебе открою страшную тайну: никто из наших, предложи ему, не согласится поселиться в городе.

Последнему заявлению Антон не поверил ни на мгновение и улыбнулся в свою очередь:

— Да конечно! Кто же вас пустит?! Вы же сплошь инфицированные, носители! — сказал и, поняв, что погорячился, понизив голос, добавил: — Извините.

Странно, но Михаил не обиделся и не рассердился — он рассмеялся таким откровенным веселым смехом, что даже Антон вынужден был улыбнуться.

— Ну, ты даешь, электрик! — Михаил вытер загорелой рукой слезы. — Пойдем! Повеселишь наших!

И он, повернувшись спиной, зашагал к прятавшемуся в тени деревьев поселку.

Когда-то в древности здесь была обычная деревня, останков которых много раскидано вокруг Москвы. Позже она запустела, дома стали разваливаться, а еще позже ее заселили новые жители — дикие. Они отремонтировали несколько домов, пустив на то стройматериалы, которых в округе можно было найти немало.