тому, что можно хоть чем-то оживить скучный многочасовой перелёт, от которого устала даже я. Что уж говорить о ребёнке?

Выпрямляюсь в кресле и закидываю пробный шар:

— Она, наверное, старенькая, да?

— Кто?

— Тётя Марина.

— Нуу… наверное. Она как…

— Как бабушка Роксана?

— Нет, она… как вон та тётя.

Аська крутит головой, а потом кивает на кресло через ряд, где, уткнувшись в журнал, сидит элегантная женщина, которой на вид не больше тридцати. Мои брови взлетают от неожиданного сравнения.

— И такая же красивая?

— Она… мм… большая. Вот тут, — Аська смешно выпячивает руки перед грудью. — И тут. Руки смещаются к бёдрам.

Толстая? А, ну, тогда ладно. Откидываю голову на подголовник, справедливо полагая, что развивать дальше тему нет смысла. Но странно как-то. Я чувствую одновременно и удовлетворение и разочарование. И никак не могу успокоиться. После минутного молчания, я всё же не выдерживаю, и снова поворачиваюсь к Аське:

— А тут тоже большая? — указываю на талию.

— Нет, тут маленькая. Вот такая.

Ох тыж… Прямо песочные часы какие-то. Я хмурюсь. Нет, мне это определённо не нравится. Не спеши с выводами, Загитова, уговариваю сама себя. Это лишь слова ребёнка.

— Ась, а ты с ней дружишь?

— Ага. Она часто приходит, когда мамы нет. Покупает мне пирожные всякие и кукол там разных.

— А где в это время мама?

— В саратории.

— Санатории?

— Да, она там по многу дней отдыхает.

Что за бред? Нисар ничего не говорила ни про санаторий, ни про Большую Тётю Марину.

Любопытство пересиливает голос совести, и я продолжаю бесстыже вытаскивать из Аськи сведения, которые меня весьма и весьма заинтриговали.

— Так вы с тетей Мариной в бассейне плавали, да?

— Нет, она не плавала, только на лавочке лежала.

— На шезлонге?

— Ну… да, а я с папой плавала.

— И где это было?

— В Сочи. Мы ездили летом на папином самолёте.

Так-так-так, Заир Самирович. И как это прикажете понимать? Откровенный адюльтер при живой-то жене? Не стесняясь ни родных, ни друзей, ни даже собственной дочери?

Делаю над собой усилие, вспоминаю Тураева. Да, он красив, бесспорно. Высокий, но не до безобразия. Крепкий, как дуб. Взгляд, от которого хочется укрыться. И, судя по фотографиям, что я видела в интернете, мужское эго прёт из него, как лава из действующего вулкана. Но он совсем не дамский угодник. Ну, вот ни разу! Хмурый, неулыбчивый, словно недовольный всем и вся. Он улыбался только на тех фотографиях, где был с Аськой.

— Ась, а тетя Марина тебе когда-нибудь завтрак готовила?

Вот этот вопрос меня очень интересует. Но Аська ловко увиливает от ответа:

— Мне готовит Полина Саввна, наш повар. Потом Ник Никович — это наш шофер, везет меня с Катей — это моя няня, в садик. А вечером домой. Часто меня папа забирает. И выходные все я с папой. А иногда и с тётей Мариной тоже.

— А мама?

— А мамы нет.

«А мамы нет». Ребёнок так равнодушно говорит об этом, что мне становится страшно. Нисар, что с тобой не так, а? Что ты скрыла от меня?

Глава 12. Линара

Анталия встречает нас ночной прохладой. Я выношу Аську из самолета на руках, она спит, как сурок. Ничто не может её разбудить: ни гул самолётных двигателей, ни гомон пассажиров, толпа которых выталкивает нас, словно приливной волной, в зал выдачи багажа. Тут я решаюсь на крамолу: укладываю Аську в кресло и тихонечко стягиваю с неё вконец истрёпанную пачку, оставив девочку в тонком свитере и гамашах. Фуф-ф… Хорошо, что прилетели ночью, а то бы мы уже сварились.

Первым делом проверяю телефон: от Нисар тишина. Мне же звонить ей некуда, свой номер она мне так и не оставила. Что ж. Буду действовать по плану.

Перекидываю ремешок сумки через голову, сую свёрнутую кое-как пачку под мышку и осторожно беру Аську снова на руки. Ну, так, теперь багаж.

— Ой!

Лёгкий толчок сзади выбивает из подмышки чёртову пачку, и она розовой ромашкой живенько расправляется прямо передо мной на мраморном полу, и тут же какой-то недотёпа успевает наступить на неё. Вот же!

— Эй! Смотрите, куда идёте! — возмущаюсь я.

— Простите, — парень спохватывается, подбирает юбчонку и отряхивает, разглядывая её в недоумении. — Ээ… это…

— …мая карма, — устало улыбаюсь я. — Суйте её вот сюда, только сверните потуже, пожалуйста.

Я топорщу локоть, парень сворачивает тюлевую тряпку в крепкий рулон, и теперь она напоминает розовый веник, а потом суёт её мне назад под локоть, но вдруг передумывает.

— Нет, давайте, я Вам всё же помогу. Вы за багажом?

Да простит меня моё отточенное до предела чувство самосохранения, но я сейчас не в том положении, чтобы отказываться от помощи. Особенно, когда её предлагает такой симпатичный молодой человек. Я вымотана. Я потная, голодная, отчаянно мечтающая о душе и кровати любой величины, женщина с ребёнком, с которой почти нечего взять. И я решаюсь.

— Да, вон та линейка.

— Пойдемте.

Упираю глаза в крепкую спину мужчины и отчаянно завидую: сильный, уверенный, с лёгкой упругой поступью молодого животного, при этом не обременённый никаким багажом — я это и в прямом, и в переносном смысле. Легкая спортивная сумка не в счёт. А вот на себя со стороны смотреть тошно: усталая, взмыленная, «старая» (в кавычках, конечно) кобыла, нагруженная по самые брови, еле шаркающая запыленными кроссовками по полу.

— Вон тот чемодан, с коричневым лейблом, — указываю подбородком на медленно подползающий к нам кофр.

Парень с лёгкостью подхватывает его и ставит рядом.

— Есть еще?

— Есть, но пока не вижу.

— Подождём, — мужчина приветливо улыбается мне. Его серые глаза с цепким интересом рассматривают меня, и я отчего-то смущаюсь, понимая, что выгляжу сейчас далеко не лучшим образом. Похоже, он чувствует мою неловкость, и взгляд его размывается, становится мягче. — На отдых приехали?

— Да.

— Я тоже. Долгожданный отпуск.

— А у нас нежданчик. О, вон тот, синенький! Ой, спасибо.

— Да не за что. Вас встречают?

— Нет, такси возьмём.

— Тогда пошли вместе, мне тоже на такси. Давайте ваши вещи, я-то сам налегке.

Он укрощает заевшую, было, ручку на одном из чемоданов, и, приноравливаясь к моему шагу, без усилий катит их вперёд.

— Кстати, меня Женей зовут. А Вас?

Я легонько подбрасываю на занемевших руках сползающую с меня Аську. Она кряхтит, но тут же снова укладывает голову мне на плечо и замирает. С её волос мне жарко невозможно, но я стойко терплю, лишь бы она так и продолжала спать.

— Линара. А это Ася.

— Дочка?