Капитан стоял у калитки, широко расставив ноги, как монументсамому себе, рослая, плечистая фигура была обведена ярко светившейся каемочкой– это свет фар проникал в калитку, заключив Гошу в нелепое подобие нимба. Оберуки он держал в карманах. Окликнул еще издали:

– Ну, что там? – в голосе нескрываемая настороженность,явное подозрение.

Левая рука вынырнула из кармана – но в ней, рассмотрелМазур, не пистолет, а фонарь. Левой держит – значит, все же решил сыграть своюсобственную игру...

И тут раздался спокойный голос Креста:

– У тебя, случайно, в тачке ломика нет?

– Нет, – помедлив, озадаченно ответил Гоша. – Азачем?

– Ох ты... – досадливо протянул Крест. – Ну не поддиваном же он закрома оборудовал... Пару половиц отодрать придется, а в доме –ничего подходящего.

Он пошевелился в темноте, что-то звонко рассыпалось побетонированному двору, раскатилось во все стороны, Крест выругался:

– Ну, руки-крюки... Гоша, давай золотишко быстренькособирать. Никогда не видел, чтобы червонцы этак вот по двору катались?

Фонарь капитана зажегся, луч скользнул по гладкому бетону.Реплика Креста звучала до того естественно, что Мазур и сам было засмотрелся наразбросанные червонцы – и увидел в луче фонаря самые обыкновенные рублевики сдвуглавым орлом, ни на что решительно не пригодные из-за инфляции.

Возможно, и капитан успел увидеть жалкие рублишки, но врядли осознал, что видит. Пистолет в руке Креста дважды плюнул желтым пламенем, инезадачливый подражатель оклахомских шерифов, подламываясь в коленках, рухнулна бетон. Его фонарик откатился в сторону, светя в глубь двора.

– Золото манит нас... – насмешливо пропел Крест настарый мотив. – Надия, заходи, теперь тут и дамам прогуляться можно... Дамигалку выключи, помнишь, где нажимать?

Фары и мигалка погасли. Надя шагнула внутрь, тщательнопритворив за собой калитку, звенящим от напряжения голосом спросила:

– Взяли?

– А то! – Крест осветил пакеты (набитые словно бычем-то сыпучим, легко прогибавшиеся под нажимом пальцев). – Вот они,лялечки. Что, полкан, легко прошло? А знал бы ты, сколько пришлось мозгамивертеть... Подержи-ка! – он небрежно сунул два пакета Наде, выхватил нож ивспорол третий, с блаженной ухмылкой запустил туда руку, подставил пригоршнюпод луч фонаря в руке у Мазура. – А?

На ладони у него лежала россыпь угловатых небольшихстекляшек, больше всего напоминавших осколки старательно размолоченной бутылки, –светлые, мутноватые, потемнее и поярче, острые края бросали отблески...

И тут до Мазура дошло.

– Алмазы? – спросил он с вялым любопытством.

– Они! – ликующе воскликнул Крест. – Якутскиеалмазики, левая добыча. Я ж тебе говорил, на три жизни... Тут, конечно,«Кохинура» нет, но и мелочи не держали, посмотри, крупнячки отобраны... Ну?Что-то я не вижу, полковник, на твоей бравой роже ни особой алчности, ниазарта... Будешь долю требовать?

– Да на кой она мне, – сказал Мазур.

– Серьезно? – удивление в голосе Креста былоненаигранным. – Ты подумай, уж горсточку-то заработал...

– Не надо, – махнул рукой Мазур.

– Вот потому ты и жив, что такой идейный... Посвети, –Крест зажал пакет под мышкой, покопался двумя пальцами в груде белых стекляшек,ничем не похожих на бриллианты, выбрал несколько побольше и сунул Мазуру внагрудный карман пиджака. – Не строй придурка, полковник. Это ляльке. Утебя там с ней какие-то шероховатости, так поверь ты моему опыту – получит одинна пальчик, парочку в уши, мигом коготки втянет... Как думаешь, Надия?

– Отрываться пора, – сказала она нетерпеливо.

– Пошли.

Крест направился к гаражу, светя себе фонариком. Без трудараспахнул хорошо смазанные двери, посветил внутрь и горделиво осведомился:

– Устраивает тачка?

Там стоял огромный, массивный «мерседес», изящный, какяпонская нэцкэ, посверкивавший лаком.

– Если не нравится, уж и не знаю, чем угодить... –оскалился Крест.

Остановив почти бесшумное комфортабельное чудо у соседнегодома, Крест спокойно вставил новую обойму, передернул затвор:

– Ну вот, самое интересное пошло. Если брательнички чегозадумали, на хате нас и встретят... Сиди, Надия, а мы глянем...

Они выбрались в прохладную ночь, двинулись к дому, нацыпочках поднялись по лестнице. Постояли у двери – полная тишина.

Крест вставил ключ в замок, бесшумно повернул его двумяпальцами – Мазур стоял боком, подняв пистолет, готовый прикрыть, – однимпальцем толкнул дверь, и она тихо открылась на хорошо смазанных петлях. Вприхожей горит свет, полная тишина. По всей квартире горит свет, видно, что вдвух ближних комнатах никого нет.

– Порядок, – облегченно вздохнул Крест, прошел в кухнюи выключил свет. – Чего-то они в дальней... – замолчал, прислушался ипокосился на Мазура с весьма странным выражением лица. – Ну, обормоты...Караульщики, называется...

Мазур направился в дальнюю комнату, еще ничего толком непонимая, но волчьим чутьем осознав недобрую странность происходящего.

Остановился на пороге. Под потолком горела яркая лампочкабез абажура, и Мазур увидел на незастеленном диване два слившихся обнаженныхтела.

Ольга знакомо закинула голову, вжимаясь затылком всплетенные пальцы, закрыла глаза, рот в полуулыбке-полугримасе отрешенногонаслаждения, голова дергается в такт толчкам мускулистого мужского тела, ногиоплели бедра Карабаса, приподнявшегося над ней на локтях, победнооскалившегося, с кривой ухмылкой смотревшего ей в лицо и выдыхавшего с каждымтолчком:

– Ну, хорошо тебе? Хорошо, блядешка?

Мазуру показалось, что ноги приросли к земле еще и оттого,что она не кричала, не рвалась, что взгляд, как нерассуждающий фотоаппарат,зафиксировал на стуле аккуратно повешенное платье... Невыносимо медленноопускал руку к карману, а в уши колокольным звоном били хриплые выдохи:

– Хорошо? Все одинаковые, как блудень загонишь... Ну, ещераз кончать будешь? Ты кто, ну-ка?

И знакомо задохнувшийся страстью голос Ольги:

– Я твоя блядь... Глубже... О, какой ты...

За спиной с непонятной интонацией вздохнул Крест. Мазурнаконец вырвал из кармана пистолет, рыкнув что-то неразборчивое, и двое надиване наконец его увидели.

Карабас слетел с дивана, словно отброшенный невидимым,неслышным взрывом, его достоинство моментально увяло и съежилось. Выставил рукувперед, словно рассчитывал ладонью защититься от пули, вжимаясь в угол, заорал: