Я резко вбираю в себя воздух и прижимаюсь к нему всем телом, отчаянно желая почувствовать его целиком. Я задираю рубашку у него на спине, чтобы ощутить под ладонями его теплую кожу. Он слегка вздрагивает, когда я провожу пальцами вдоль его позвоночника, но это только делает момент еще слаще. Потому что он больше не прячется от меня. Он со мной, и это единственное, что имеет значение. А все остальное как-нибудь образуется.

– Я люблю тебя, – шепчу я, припав к его губам, и он вздыхает, трепеща.

Наши языки соприкасаются, кончик его клыка скользит по моей коже, и мое тело превращается в бушующее пламя.

Хадсон снимает с меня топик, быстро придвигает меня к кровати, затем стягивает с себя рубашку, опускает меня на матрас и ложится на меня.

– Я люблю тебя, – говорю я ему, и мои глаза снова встречаются с его глазами.

Он улыбается. Уголки его губ приподнимаются лишь слегка, но это настоящая, искренняя улыбка, и мне так отрадно видеть ее. Потому что, хотя я по-прежнему замечаю боль, таящуюся в глубине его глаз, я вижу в них также любовь. И радость.

Такая же радость охватывает и меня, когда я переворачиваю его и сажусь сверху.

Он поднимает бровь, и его улыбка, прежде чуть заметная, становится широкой, озорной, знакомой.

Значит, я не зря вступила с ним в спор – дело того стоило, – потому что теперь его стена рухнула, и кирпичи, из которых она состояла, лежат у наших ног.

Эта мысль заставляет меня провести рукой по его груди и осыпать поцелуями и ее, и его шею, и его плечи.

Благодаря этой мысли я впервые за целую вечность чувствую, что все будет хорошо. И это происходит даже до того, как Хадсон переворачивает меня и показывает мне, что он чувствует то же самое.

Глава 96. Смертельный поединок

Мы приходим на плац, опоздав на пару минут, и Хадсон садится в тени дерева, поскольку он пил мою кровь, а я останавливаюсь возле одной из скамеек, делая вид, будто не чувствую, что Честейн сверлит меня настороженным и презрительным взглядом. Я делаю глубокий вдох, стараясь сосредоточиться и собраться. Это непременно должно сработать, иными словами, нельзя запороть дело.

Поэтому я не даю себе времени на раздумья. Как только остальные горгульи приближаются к тренировочному кругу – и мои друзья тоже, – я подхожу к Честейну, который стоит в его середине.

– Я вызываю тебя на поединок за обладание кольцом, – говорю я ему тихо, но твердо.

Мой план не включает в себя победу над ним – я не питаю иллюзий, – но мне необходимо, чтобы он принял вызов.

Но он не дает себе труда даже взглянуть на меня, а просто кривит губы в ухмылке, благодаря которой начинает казаться еще большим козлом, чем бывает обычно. И отвечает:

– Я уже говорил тебе, что думаю о вызовах от таких, как ты.

Он говорит это с презрением, которое должно было бы уязвить меня, но я испытываю только злость.

– А я еще не имела возможности сказать тебе, что я думаю о наглости таких, как ты, – огрызаюсь я.

Честейн ничего не говорит, но на миг его глаза округляются, после чего превращаются в узкие щелки. Я смотрю только на него, но чувствую, как все вокруг нас напряженно подаются вперед, навострив уши.

– Пора тебе увидеть, на что способен тот, кто по-настоящему достоин. – Последнее слово, которое он так любит, я произношу с особым презрением.

Я ожидаю, что он откажется, готовлюсь, если понадобится, заставить его принять мой вызов, но прежде, чем он или я успеваем что-то сделать, Артелия хватает меч и щит и вступает в тренировочный круг.

– Я готова принять твой вызов.

Я не удостаиваю ее вниманием, потому что хочу сразиться не с ней. Чтобы наш план сработал, мне нужен именно Честейн.

– Спасибо, Артелия, – изрекает он, вложив в свои слова куда больше уважения, чем когда-либо выказывал по отношению ко мне. – Но, если наша королева готова доказать нам, что она достойна, то я не против. Пусть докажет это мне. – Он говорит это, пренебрежительно махнув рукой, что многократно усиливает мое раздражение.

Что возомнил о себе этот человек? Я никогда не делала ему ничего плохого. Я каждый день прихожу на тренировки и выкладываюсь по полной. Я никогда не уклонялась от задач, которые он ставил передо мной, так в чем же дело?.. Если он не знает, что я явилась сюда, чтобы забрать кольцо, то у него нет причин питать ко мне неприязнь.

Однако я ничего не говорю, потому что Честейн уже приготовил свой меч и в глазах его пылает ярость. Я понимаю, что мне придется туго, но мне все равно. Наконец-то мне представилась возможность сразиться с ним, и, что бы ни случилось, я смогу хоть немного с ним поквитаться.

Я начинаю поворачиваться, чтобы взять меч, но опыт, который я приобрела уже здесь, подсказывает, что не стоит поворачиваться к врагу спиной. Поэтому я оглядываюсь по сторонам, пытаясь что-нибудь придумать – ведь не могу же я пятиться всю дорогу до стены, на которой висит оружие.

Но в конце концов все решается просто – Хадсон хватает меч и, перенесшись, отдает его мне.

– Спасибо, – шепчу я, но он уже исчез, оставив после себя струйку дыма, и я усмехаюсь. Как же он любит покрасоваться. Затем я поворачиваюсь и поднимаю свой меч – как раз вовремя, чтобы отразить мощный удар сверху, который пытается нанести мне Честейн. Придурок.

Я отвожу меч назад, готовясь атаковать, и он нападает вновь. И на этот раз сила его удара едва не заставляет меня упасть на колени.

Глава 97. На волосок

Каким-то образом мне удается удержаться на ногах, что немало, если учесть, что меня только что попытались рубануть гребаным широколезвым мечом – вот уж не ожидала, что со мной произойдет такое. Клянусь, нам надо разморозить Двор горгулий и убраться из эпохи, где все вопросы решаются с помощью этих чертовых мечей прежде, чем у меня отвалятся руки.

Резко развернувшись, несмотря на то, что ноги у меня вдруг стали ватными, я ухитряюсь размахнуться и ударить его мечом плашмя под колени. Он спотыкается, но не падает и кидается на меня вновь, занеся меч для мощного удара.

Я уворачиваюсь, и удар, предназначенный отрубить мне голову, проходит мимо. В