боялась, хотя, как у всякого доктора, без них не обходилось. Я имею в виду не профессиональную халатность в чистом виде, а действительно сложные ситуации, которые при всём желании не способен миновать ни один практикующий медик.

В каждом, даже самом крутом или строгорежимном роддоме порой рождаются слабые или больные дети, везде бывают кровотечения, отслойки плаценты и преэклампсия. И случаи родов высокого риска, которых многие врачи хотят избежать, дабы не портить репутацию и получить благодарность «за красивый шов». А доктор Бранкович всё наиболее сложное брала на себя, в этом кардинально отличаясь от большинства главврачей.

Конечно, всё московское индивидуальное акушерство на неё просто молилось. К ней приводили сложных беременных, которых никто никуда не брал, – та же история с безволосой Полиной тому наглядный пример. К ней лично или в 22-й вообще начали «утекать» непростые случаи из именитых и дорогих медцентров: осознанные беременные стали понимать, что хорошо родить – это не бытовые условия, не обещания, что всё будет замечательно, а правильное мировоззрение. Как, например, роды с рубцом, которые требуют особого умения и опыта. И когда в роддоме при медцентре топового уровня говорили: «Мы берём рубцы», я всегда рекомендовала поинтересоваться, сколько именно там родили рубцов. Один наш отчёт на конференции сопровождался, помнится, недвусмысленными цифрами:

– За год взяли на роды столько-то женщин с рубцом на матке. Родили – столько-то, ушли на повторное кесарево – столько-то.

Всё конкретно, всё прозрачно. А весьма известный доктор в ответ на вопрос от беременной на той же конференции «сколько за год у вас родили с рубцом?» пустилась в пространные рассуждения: «В этом году больше, чем в прошлом, а статистика – сложная штука». Статистика – простая штука! Если, конечно, оставаться честными. В родах с рубцом нужен опыт, реальные навыки, многократно обкатанные на сложных случаях. А когда просто говорят «мы берём рубцы», это означает, что где-нибудь посередине родов, скорее всего, уйдут на операцию. Впрочем, ровно то же самое относится и к тазовым, и ко всем прочим сложным случаям.

Четыре года доктор Бранкович была абсолютным кумиром московского акушерства. Чем в один прекрасный момент, как водится в славной отчизне, встала высокому начальству костью поперёк горла.

И в 2018-м, как гром среди ясного неба, доктора Бранкович демонстративно уволили с должности главврача.

Мне довелось стать свидетелем этого печального происшествия. В тот день мы с ней только закончили роды и пили кофе в её кабинете. Вдруг позвонили «сверху» и сообщили, что она отстранена – без каких-либо обоснований и внятных причин. Абсолютно неожиданно и возмутительно.

Тут же поднялся невероятный шум. 22-й роддом в полном составе, от заведующих отделениями до последней санитарки, подписал требование о её немедленном восстановлении. Были готовы на что угодно: и забастовку объявить, и с пикетами выйти, и СМИ привлечь, и подключить рожавших с ней известных и влиятельных личностей. Через пару часов об этом увольнении знал не только 22-й, но и вся акушерская Москва. Всё акушерское сообщество готовилось защищать доктора Бранкович, воевать за неё с системой, отнимавшей у нас лучшее.

Для меня, непосредственно присутствовавшей на месте событий в самый их разгар, происходящее смахивало если не на 1937-й, то как минимум на какой-нибудь мутно-тоскливый год затхлой брежневской эпохи. Очередной звонок, в телефоне металлический голос:

– Если начнутся какие-то демонстрации или обращения в вашу защиту, вы больше не будете работать. Нигде и никогда, мы вам это гарантируем.

Я лично слышала эти слова. Доктор Бранкович положила трубку и тихо сказала:

– Ну вот и решилась моя судьба…

Так закончилась короткая яркая история 22-го, ничего подобного которому ни в Москве, ни в России не было и, боюсь, уже не будет.

Судя по направлению, в котором «развивается» нынче отечественное акушерство, есть грустное (и, к сожалению, более чем обоснованное) подозрение, что в скором времени окончательно и бесповоротно воцарится жёсткий, по сути мёртвый протокол. И в роддомах нашей суровой родины никогда не сложится та здоровая, тёплая, человечная атмосфера, наблюдавшаяся нами в европейских родильных центрах и на огорчительно малый период созданная доктором Бранкович в московском 22-м. Навсегда – как и многие другие явления нормальной жизни – оставшись лишь недостижимой мечтой.

И прекрасными воспоминаниями – о прекрасном роддоме и его прекрасном руководителе.

Глава 87

Про двух психологов

После истории русской красавицы Василисы с немецким мужем Вилли, который объятиями и ласками помог жене раскрыться в буксующих родах (об этом – в самой первой главе), я включила её в курсы как весьма показательную, наглядно демонстрирующую единую химию зачатия и родов.

И как-то поделилась на общем собрании в «Мире Естественного Акушерства» – как откровением, – что двенадцать часов схваток не раскрывают женщину, а сорок минут нежности любимого – быстро и эффективно. Коллеги с любопытством выслушали.

Спустя некоторое время в общем акушерском чате обсуждались одни текущие роды – буквально онлайн, в режиме реального времени. Обычное явление: акушерка пишет «Девочки, ситуация сложная, посоветуйте, что делать», а коллеги подсказывают, делятся рекомендациями. И вот появилось сообщение, что у роженицы как-то всё долго, тяжело и вообще не идёт.

В ответ посыпались комментарии: «Вспомни Инкину историю!», «Сейчас же вели им понежничать!», «Пусть он её обнимет», «Отправь их в постель, только не подсматривай!» В общем, вышутили как могли. Акушерка потом отчиталась: пробовала, мол, по методу Мишуковой – не сработало.

Я подумала тогда: у моих-то ребят всё вышло живым, естественным образом. Им никто не давал такого задания, они находились в своей правде, в настоящей, не режиссированной нежности. А тут, значит, акушерка поставила задачу любить, быть нежными… Но разве такое получается принудительно, по заказу?

Вскоре после этого приходит на ознакомительный приём пара:

– У нас ужасные неприятности. Украли папку со всеми документами – паспорта, права, на машину, ключи от дома… Мы в шоке, скоро рожать, как справиться с таким стрессом?

Обдумываю, отвечаю:

– Мы действительно каждый день существуем в ситуации, когда в любой момент всё может повернуться как угодно. В родах, по сути, то же самое – невозможно запастись гарантированными сценариями, предвидеть, как всё пойдёт, хорошо или не очень. Мы всегда балансируем на некоей грани. И случившееся должно научить вас приспособляемости. Нужно суметь выжить в этом, не потерять главного!

Долго и поэтично рассказываю, что роды – синоним непознанного, неизведанный путь с разными вариантами развития, который может закончиться как угодно. Говорю от души, искренне веря, что смогу достучаться до их встревоженных сердец. Пытаюсь донести, что необходимо рожать в состоянии «здесь и сейчас»,