Я делала вид, что Элора не существует — если только дело не касалось службы. Увы, это был единственный доступный мне протест против его желания уберечь меня от встречи с Неспящими в Киндеоне.

— Креветочки марципановые прямо милые, — попытался разговорить меня Элор. — И надпись подарочная, хоть взгляни…

Коробку он водрузил мне на стол прямо перед документами. Я продолжала делать вид, что ничего не замечаю, хотя это трудно, когда витают сладкие ароматы, добавляются такие знакомые и тревожащие ноты корицы, а в поле зрения мелькают красивые руки.

Зашуршал золотой бант, открываемая крышка. Элор осторожно вытащил бумажную формочку с желе цвета морской волны и танцующими креветками в креме. Сахарными лапками они держали плитку белого шоколада с надписью «Прости».

«Не прощу», — хотелось сказать, но… это значило заговорить с Элором о чём-то помимо службы, а я решила пока говорить с ним только о службе.

И точка!

— Халэнн, — протянул Элор полужалобно, полуумоляюще. — Я просто о тебе беспокоюсь. Переживаю за твою безопасность.

Не добившись от меня ни ответа, ни взгляда, он стал раскачивать конструкцию с креветочками и напевать тоненьким голоском:

— Халэнн, Халэнн, ну посмотри на нас, ну попробуй нас, мы такие вкусные-вкусные, аппетитные-аппетитные, Халэнн, посмотри на нас…

«Слушай, ещё пару дней этой дрессировки, и твой дракон совсем крышей поедет, — мрачно констатировал Жаждущий. — Ты бы его приласкала, что ли. Хоть даже столом по голове — ему любое твоё внимание сейчас в радость».

Я это понимала. И именно понимая, что Элор тяжело переносит демонстративное игнорирование, я выбрала такую форму воздействия.

Потому что иных не было, теперь я даже пригрозить ему уходом не могла: мне просто не дадут это сделать. И изобразить уход ненадолго не могла.

Оставались только нечестные формы борьбы вроде этой, на которые Элор не станет жаловаться родственникам. Я уже два дня с ним не разговаривала на личные темы, а ко мне до сих пор никто с претензией не явился.

— Вкусная, прекрасная креветочка, — не унимался Элор, отколупнул одну креветку из композиции и потянулся через стол, явно метя сладким творением мне в губы.

Не обращать внимания на это было тяжело, я подхватила листы и откинулась на спинку кресла, делая вид, что читаю. Из-за ширины стола Элор не мог до меня дотянуться, пошёл в обход. Я встала с бумагами и, продолжая делать вид, что его не замечаю, изобразила, что прохаживаюсь вокруг стола, продолжая читать. Читать, увы, не получалось — приходилось следить за Элором, так как он норовил перекинуться через стол, пойти на встречу, а мне приходилось уворачиваться.

После пятого почётного круга я поняла, что надо действовать радикальнее, и направилась к двери. Как бы инстинкты ни выедали мозг Элору, с марципановой креветкой бегать за мной по ИСБ он не станет… я на это надеялась.

Выйдя из кабинета и шагая к окну в конце коридора, я ощущала на себе взгляд Элора.

— Халэнн… — тихо произнёс он, но с креветкой за мной не побежал.

Вздохнул очень печально, надрывно прямо, ненадолго вернулся в мой кабинет, а потом перебрался в свой и негромко хлопнул дверью, словно сообщая мне о том, что я могу вернуться к себе. Как будто мне нужно его разрешение!

Сунув бумаги под мышку, я прошлась по ИСБ, проверила, как идёт работа, поспрашивала новобранцев, всё ли им понятно, не требуется ли разъяснений. Новобранцы были какие-то запуганные, смотрели на меня во все глаза, бледнели, заикались… и только один молодой дракон с приятным фруктовым запахом спросил:

— А правда, что вас даже Безымянный ужас переварить не смог?

Юный коллега пихнул его локтем в бок, старожилы судорожно закашлялись, пытаясь сдержать смех.

Мда… вот так и рождаются легенды.

— До самого Безымянного ужаса я не дошёл, — я не видела смысла скрывать правду или примазываться к чужим успехам, — но враги поменьше переварить не смогли, это правда.

Восторженности во взгляде новобранца не убавилось, а я пошла дальше заниматься делами: пусть этому молодняку старшие объясняют, что не стоит верить всему, что болтают.

Обдумывая новый виток славы Бешеного пса, я поднялась в свой кабинет.

Марципановые креветочки печально взирали на меня с желейного постамента и демонстрировали табличку «Прости».

Вздохнув, я убрала сладость обратно в коробку и переставила её на диван.

Мне нужны не извинения, а разрешение участвовать в миссии в Киндеоне, но Элор сказал, что никакие обстоятельства не заставят его отменить запрет.

Что ж, посмотрим, кто кого.

Так же как я решила игнорировать Элора во всём, что не касалось службы, он, похоже, решил игнорировать мои попытки делать вид, что вне службы его не существует.

Ничем иным я не могла объяснить тот факт, что он продолжал говорить мне о личном — вставлял это в рабочие моменты. А на следующий день и вовсе заявился ко мне в комнату под предлогом необходимости обсудить разговор с Фламирами, а в итоге стал жаловаться на то, что его младшего братика злостно допрашивали родственники его денеи.

— Они же люди, как они могли! — искренне недоумевал Элор. — Кажется, мы допускаем большую ошибку, не поясняя обитателям непризнанных миров, кто мы такие. А надо пояснять, чтобы они знали и вели себя соответствующе.

Я могла бы сказать, что если его так тревожило отношение каких-то там иномирных людей к драконам, то ему следовало самому сопровождать младшенького братика, чтобы того не обидели родители невесты.

Могла бы сказать, что отношения с родными Валерии — дело Арендара, а не Элора, и Арендар сам решил с ними общаться ради своей пары.

Могла бы напомнить, что эти «наглые» люди в Эёране только на свадьбу, потом уедут, и нет никакой разницы, что они там у себя в непризнанном мире будут думать о драконах.

Да я много чего могла бы сказать личного. Вместо этого я молча читала книгу, позволяя Элору разглагольствовать о всяком разном.

Всё равно я даже выгнать его не могла, потому что это значило заговорить о личном. Чем Элор и воспользовался — устроился спать на моей кровати.

— Ты ведь не возражаешь, Хал, правда? — спросил он самодовольно и растёкся по моему меховому покрывалу. — У тебя тут так уютно, мягко.

От такой наглости я на миг лишилась дара речи, и это позволило мне удержаться от внеслужебных замечаний.

«Слушай, кажется, в противостоянии он выигрывает», — отметил Жаждущий, чуть выползший из ножен-Многоликой, чтобы посмотреть на разлёгшегося Элора. Тот улыбался довольно предовольно!

«Не выигрывает», — мысленно возразила я, но… Элор валялся на моей кровати, и я не могла его выгнать, если только не появятся какие-нибудь срочные служебные дела.