случае желала бы взять на себя ответственность за район Харбина. «Я не решаюсь просить об этом свекровь, — сказала Императрица, — но была бы очень признательна, если бы вы поехали к ней и все обсудили. Позвоните тотчас же и узнайте, когда она сможет вас принять». Телефон находился в той же комнате, и, пока я разговаривала с дежурным камергером, Императрица стояла за моей спиной и, все еще всхлипывая, рассказывала мне подробности инцидента, который ее так сильно расстроил. Камергер сообщил, что Императрица-мать весь день занята, но просит меня прибыть к обеду. Через несколько минут мне снова перезвонили из Гатчины: Мария Федоровна приглашала меня переночевать у нее и вернуться в Царское Село вместе с ней на следующее утро. Не без волнения я взялась за выполнение возложенной на меня миссии, поскольку сведения, которые мне поручила передать Императрица, были слишком отрывочные, так что я сама не очень понимала, о чем идет речь. Поэтому, прежде чем покинуть Царское Село, я обратилась к мадам Герингер и попросила дать мне точные указания, что могла сделать только она. Я прибыла в Гатчину за час до обеда, и у меня было достаточно времени, чтобы передать Императрице-матери пожелания невестки. Мария Федоровна тут же с радостью согласилась и сказала, что вполне возможно организовать независимое отделение Красного Креста в районе Харбина. «У нее отличные идеи, — заметила она, — однако она никогда не сообщает мне, что делает или собирается сделать. Когда мы находимся вместе, она всегда говорит о чем угодно, только не о себе. Меня очень обрадует, если она преодолеет свою скрытность». Несколько удивленная, я ответила: «Прошу прощения, мадам, но совершенно то же самое сказала мне Императрица. Она также сожалеет, что ей приходится говорить с Вами только о незначительных вещах, и была бы счастлива, если бы Вы позволили ей помогать Вам в работе». — «Большего я и не желала бы, — прозвучал ответ Императрицы-матери, — но как же трудно ее понять!» В столовой нас ожидали великий князь Александр Михайлович с великой княгиней Ксенией Александровной, и мы провели время до полуночи, оживленно беседуя. Весь вечер Императрица-мать была ко мне очень добра и благосклонна.

На следующее утро мы поехали в Царское Село, чтобы отметить день рождения Императора праздничным богослужением. Сам Император на нем не присутствовал, так как задержался на юге, где инспектировал войска, отправляющиеся на фронт. Императрица в то время опять ожидала ребенка, и когда после длительного пребывания в Царском Селе я вернулась в свое поместье, то снова, как два года назад, стала ждать телеграмму от княгини Голицыной. Наконец я получила радостное сообщение, что Императрица родила сына[1117], известие, которое вызвало у обитателей нашей усадьбы необычайное возбуждение. Дежурный телеграфист не смог сохранить служебную тайну, и таким образом известие с быстротой молнии распространилось по всей окрестности. Издалека ко мне спешили крестьяне, чтобы узнать, действительно ли в России появился Царевич. Я бы с удовольствием отправилась на крестины в Петербург, так как знала, как рады родители рождению мальчика, но слабое здоровье не позволило мне сразу отправиться в путь, и я прибыла в Петербург позднее. Я увидела младенца, красивого, здорового мальчика, лежащего на синем, отороченном кружевами атласном одеяле на диване Императрицы. Когда я склонилась, чтобы его поцеловать, позади меня стояла Императрица, прекрасная и сияющая от переполнявшей ее радости материнства.

Однако радость императорской четы явно не отвечала настроениям, преобладающим в обществе. Никто не понимал и не желал этой войны, за исключением разве революционной партии, которая втайне надеялась, что война приведет к ослаблению царского режима. В кругах интеллигенции имелось много людей, которых можно было по праву назвать «русскими японцами», так сильно они симпатизировали нашим врагам. Но народ ждал от войны только тяготы, которые она неминуемо несет за собой, и не понимал, для чего все это необходимо. Русский признает право только на оборонительную войну, направленную на защиту родины, и выступает против захватнических войн. Он задает себе вопрос, зачем нужно жертвовать жизнью и имуществом, чтобы завоевать дальний, чужой народ, о котором он ничего прежде не слышал. К тому же оказалось, что командование сухопутными войсками, которое постоянно торопило с началом войны, совершенно к ней не подготовилось. Армия даже не располагала необходимой горной артиллерией, хотя для этого давно были выделены необходимые ассигнования, так и оставшиеся лежать неприкосновенными в государственном банке. Укрепления Порт-Артура находились в плачевном состоянии, численность расположенных в Сибири военных частей была недостаточной, а перевозка подразделений из Западной России только началась. Куропаткин, в прошлом военный министр, был назначен командующим армией и теперь был вынужден на себе испытать последствия халатности, которую сам проявил, будучи в должности министра. Флотом командовал опытный адмирал Макаров[1118], от которого многого ожидали, но, к несчастью, подорвавшийся на мине «Петропавловск» привел к гибели адмирала[1119], а с ним и наших надежд. Теперь все взоры были прикованы к генералу Кондратенко, который руководил обороной Порт-Артура. Все надеялись, что ему удастся удержать крепость до прибытия Балтийского флота. Но, пока эскадру Рождественского задерживали непредвиденные препятствия, генерал Кондратенко тоже был убит[1120]. Уже тогда многие русские считали войну проигранной. В день Цусимского сражения я находилась во дворце, так как праздновалась годовщина коронации. Воспользовавшись случаем, я спросила Императора, есть ли у него известия о состоянии флота. «До сих пор никаких известий, — ответил он, — но с минуты на минуту ожидаю сообщения». И с присущим ему оптимизмом добавил: «Будем надеяться, что „отсутствие новостей“ — это хорошие новости». Но на следующее утро в Гатчине великий князь Александр Михайлович показал мне копию донесения, в котором адмирал Того сообщал своему Императору о полном уничтожении русского флота.

XX

Снова в Италии. — Эхо русских событий в Риме. — Визиты к Королевам Маргарите и Елене. — Скитания нашей детской колонии. — Император и граф Витте. — Свобода печати и ее последствия. — Анна Вырубова и ее супруг. — Орлов, постоянный спутник Императрицы. — Открытие Думы. — Столыпин становится премьер-министром. — Первое появление Распутина при дворе

В начале 1905 года я снова приехала в Италию, так как врачи настаивали, чтобы зиму я непременно провела на юге. Моя подруга Барятинская опять пригласила меня навестить ее в своем римском дворце, и поздней осенью 1904 года я покинула Россию и отправилась на юг. После длительного пребывания во Флоренции я благополучно прибыла в Рим и оказалась среди обширного круга приятных и интересных людей. Естественно, все разговоры касались военной темы, и мне пришлось c горечью убедиться, что