своем экипаже. Один день оставили свободным, вероятно, чтобы дать нам возможность съездить в Париж. И только в этот день Императрица поручила мне передать приглашение мадам Лубе. На следующее утро в Компьень приехал председатель городского совета Парижа месье Доссе, чтобы пригласить Императора в столицу, где уже начаты были внушительные приготовления к приему. Я до сих пор не знаю, почему Вальдек-Руссо уговорил графа Ламздорфа не принимать это приглашение[1102]. Возможно, он и его партия желали одни оказать прием Императору. Во всяком случае, о приглашении Доссе Императору даже не сообщили. Когда Государь узнал об этом, то был очень смущен и при первой же возможности передал привет Доссе и выразил свое сожаление, что «на сей раз» не сумел посетить Париж. Однако было уже невозможно загладить допущенный промах и нанесенную парижанам обиду. За день до грандиозного военного парада президент Лубе дал праздничный обед, закончившийся торжественным приемом. В середине стола сидела императорская чета, подле Императрицы — месье Лубе, а рядом с Императором — мадам Лубе. Я сидела прямо напротив них, между Вальдек-Руссо и Фальером. Каким бы ни был оживленным и интересным для меня разговор, я нет-нет да и посматривала через стол, и то, что я там наблюдала, мне вовсе не нравилось. Беседа Императора с мадам Лубе, как и Императрицы с месье Лубе, велась весьма вяло. Парад, состоявшийся следующим утром, произвел внушительное впечатление. Император ехал верхом, Императрица — со мной в карете, так же как и президент с Вальдек-Руссо и Фальером. После парада состоялся большой завтрак, во время которого я беседовала с кардиналом Лавижери. Я ему рассказала про Рим и свою аудиенцию у Папы. Вскоре настал час прощания, мы сели в поезд и покинули Францию в сопровождении почетного эскорта, провожавшего нас до границы. Император был в хорошем настроении и выразил свою уверенность в том, что Франция снова станет монархической, ведь народ с таким почтением встречал коронованную чету. Я же ему возразила, сказав, что, по моему мнению, такое невозможно, поскольку именно республика защищает страну от интриг трех монархических партий: легитимистов, орлеанистов и бонапартистов[1103]. Кроме того, я думала, что республиканский строй больше отвечает интересам народа.

Мы поехала в Киль, где под присмотром принцессы Ирэны находились императорские дети. Там нас принимал прусский принц Генрих со своей супругой, сестрой нашей Императрицы. Из Киля мы отправились в Польшу, где императорская чета собиралась провести осень в Скерневицах[1104]. Я покинула императорский поезд на полпути и через Варшаву и Москву поехала домой, где меня уже с нетерпением ждала моя семья.

За все время нашего совместного пребывания на полях под Компьенем Императрица ни разу не упоминала имя доктора Филиппа, но я догадывалась, что в своих мыслях и молитвах она постоянно обращается к нему, считая его ангелом-хранителем своего возлюбленного супруга. Настроение ее, конечно, не осталось незамеченным, и потому отрешенность ее восприняли во Франции как холодность, гордость и неприветливость. Впечатление это только усилилось после сравнения с итальянской Королевой[1105], прибывшей с визитом в Париж вскоре после русской императорской четы. Она была проста и мила в обращении, особенно с мадам Лубе, и у парижан оставила о себе самые лучшие воспоминания.

Весной 1902 года президент Лубе нанес ответный визит, прибыв в Царское Село. Я бы с удовольствием присутствовала на этом приеме, если бы у меня неожиданно не случился опасный приступ болезни. Тем не менее, когда я еще лежала больная в постели, Лубе прислал мне покрытую эмалью вазу, выполненную с большим вкусом. Когда я поправилась настолько, чтобы выдержать переезд, то отправилась в свое поместье и стала ждать телеграмму от княгини Голицыной с сообщением о рождении ребенка, которого ждала Императрица. Каково же было мое удивление, когда в полученном письме я прочитала следующее: «Дорогая подруга, не приезжайте. Не будет никаких крестин, никакого ребенка, ничего! Это катастрофа!» Выяснилось, что под внушением доктора Филиппа Царица возомнила себя беременной. Она не допускала к себе врачей, пока не прошли все сроки ожидаемых родов. Лишь тогда выяснилось, что виной всему были последствия тяжелого нервного истощения. Так случилось, что в это же время в Петербург приехало множество иностранных гостей, чтобы присутствовать на венчании великой княжны Елены Владимировны с греческим принцем[1106]. Именно в день наиболее тяжелого состояния Императрицы в театре состоялось большое представление, и Император вынужден был, невзирая на свое горе и нервное состояние, появиться в центральной ложе. Очень бледный, он с трудом отвечал на все вопросы о здоровье Императрицы. Как только опустился занавес после финальной сцены, Император отправился в Знаменское, где остановился Филипп. Я не знаю, как этому шарлатану удалось выкрутиться. Во всяком случае, ничего серьезного с ним не произошло, хотя он заслуживал сурового наказания.

XIX

Роковое пророчество доктора Филиппa. — Опасность войны. — Никто не хочет войны, но каждый к ней готовится. — Упрямство Императрицы. — Пребывание в Италии и Франции. — Разговор с Императрицей-матерью. — Императрица оскорблена. — Моя посредническая деятельность. — Рождение престолонаследника. — Непопулярная война. — Неудовлетворительная военная подготовка. — Сражение при Цусиме

В начале лета я получила от княгини Голицыной письмо с сообщением, что Императрица уже несколько раз осведомлялась обо мне, а кроме того, велела мне передать, что в Петергофе для меня приготовлены апартаменты. Это любезное приглашение побудило меня вернуться из нашего поместья в столицу и сразу засвидетельствовать ее величеству свое почтение. Я нашла Императрицу и весь двор в состоянии большого волнения из-за разных нелепых слухов, которые о ней распространялись. В то время еще никто не мог предвидеть, какие размеры примет планомерная травля Императрицы десятилетием позже и к какому ужасному концу она приведет. По сравнению с чудовищными клеветническими слухами более позднего времени упреки, бросаемые тогда Императрице, были относительно безобидными, но и их вполне хватало, чтобы привести ее в истерическое состояние. Почти месяц я провела в Петергофе, пока императорская чета не уехала в Спалу[1107]. Затем я отправилась во Флоренцию, где гостила на вилле моих друзей Барятинских.

Примерно в это время доктор Филипп исчез из Петербурга, но его дух по-прежнему царил при императорском дворе. В своих пророчествах «доктор» всегда предсказывал, что миссия России — подчинить себе весь Восток, и я думаю, что не будет преувеличением сказать: во многом предсказания французского шарлатана привели к роковой перемене в русской восточной политике. В то время японцы пытались прийти с нами к мирному соглашению, и микадо[1108] послал маркиза Ито в Петербург, чтобы тот