— Да, — с неожиданной резкостью сказалРетт. — Я был на войне. Я был в армии восемь месяцев. Я прошел с боямивесь путь от Лавджоя до Франклина, штат Теннесси. И я был с Джонстоном, когдаон сдался.

Уэйд запрыгал от восторга, а Скарлетт рассмеялась.

— А я-то полагала, что вы стыдитесь своего участия ввойне, — сказала она. — Разве вы не просили меня помалкивать об этом?

— Прекратите! — оборвал он ее. — Ну как, тыдоволен, Уэйд?

— О да, сэр! Я знал, что вы воевали. Я знал, что вы нетрус, как они говорят. Вот только.., почему вы не воевали вместе с отцамидругих мальчиков?

— Да потому, что отцы других мальчиков были люди глупыеи их направили в пехоту. Я же закончил Вест-Пойнт и был в артиллерии. В полевойартиллерии, Уэйд, а не в войсках внутреннего охранения. А чтобы служить вартиллерии, Уэйд, нужно иметь голову.

— Еще бы! — сказал Уэйд, весь сияя. — А выбыли ранены, дядя Ретт?

Ретт ответил не сразу.

— Вы расскажите ему про свою дизентерию, — сиздевкой заметила Скарлетт.

Ретт осторожно опустил малышку на пол и вытянул сорочку инижнюю рубашку из брюк.

— Подойди сюда, Уэйд, я покажу тебе, куда я был ранен.Уэйд, возбужденный происходящим, подошел и уставился на то место, на котороеуказывал пальцем Ретт. Смуглую грудь пересекал длинный рубец, спускавшийся внизна мускулистый живот. То была память о ножевой драке на калифорнийских золотыхприисках, но Уэйд не мог этого знать. Он глубоко вздохнул от счастья.

— А вы, видно, такой же храбрый, как мой папа, дядяРетт.

— Почти, но не совсем, — сказал Ретт, засовываясорочку в брюки. — А теперь иди, накупи себе сластей на доллар и бей всехмальчишек, которые посмеют сказать, что я не был в армии.

Уэйд, приплясывая и громко зовя Порка, выбежал из комнаты, аРетт снова подхватил на руки малышку.

— Ну, к чему вся эта ложь, мой доблестный вояка? —спросила Скарлетт.

— Мальчик должен гордиться отцом.., или отчимом. Я нехочу, чтобы ему было стыдно перед другими маленькими зверюгами. Дети ведьжестокие существа.

— Какая чепуха!

— Я никогда не задумывался над тем, что это можетзначить для Уэйда, — медленно произнес Ретт. — Я никогда не думал,что он страдает. С Бонни так не будет.

— Как — так?

— Вы думаете, я допущу, чтобы моя Бонни стыдиласьсвоего отца? Допущу, чтобы ее не приглашали на дни рождения, когда ей будетдевять или десять лет? Думаете, допущу, чтобы ее унижали, как Уэйда, за то, вчем виновата не она, а мы с вами?

— Подумаешь — детские дни рождения!

— Детские дни рождения превращаются потом в балы длябарышень и молодых людей. Вы думаете, я позволю, чтобы моя дочь росла внеблаговоспитанного общества Атланты? Я не намерен посылать ее на Север в школу,чтобы она приезжала сюда лишь на каникулы, потому что с ней не желают знатьсяздесь, или в Чарльстоне, или в Саванне, или в Новом Орлеане. Я не хочу, чтобыона вынуждена была выйти замуж за янки или за иностранца, потому что никакаяприличная семья южан не захочет принять ее в свое лоно.., так как мать ее быладура, а отец — мерзавец.

Уэйд, вернувшийся за чем-то, стоял на пороге и озадаченно,но с интересом слушал.

— Бонни может выйти замуж за Бо, дядя Ретт. На лицеРетта не было и следа ярости, когда он повернулся к мальчику; казалось, он совсей серьезностью обдумывал его слова — он всегда был серьезен, разговаривая сдетьми.

— А ведь и правда, Уэйд. Бонни может выйти замуж за БоУилкса. А вот на ком ты женишься?

— О, я — ни на ком, — доверительно сообщил Уэйд,наслаждаясь этой беседой на равных, какую он мог вести только с Реттом да ещеразве с тетей Мелли, никогда не корившими его и всегда поощрявшими. — Япоеду учиться в Гарвард и стану юристом, как мой отец, а потом буду храбрымсолдатом — тоже, как он.

— Ну, почему Мелли не может держать рот назамке! — воскликнула Скарлетт. — Нив какой Гарвард ты, Уэйд, непоедешь. Это заведение для янки. Ты пойдешь в университет Джорджии, а когдаокончишь его, будешь управлять лавкой вместо меня. Ну, а что касается того, чтотвой отец был храбрым солдатом…

— Прекратите! — коротко приказал Ретт: от него неукрылось, как заблестели глаза Уэйда, когда речь зашла об его отце, которого онникогда не знал. — Ты вырастешь и будешь таким же храбрым, как твой отец,Уэйд. Постарайся быть таким, как он, потому что он был героем, и никому непозволяй говорить о нем иначе. Он ведь женился на твоей матери, верно? Ну, так вотэто уже достаточное доказательство его героизма. А уж я прослежу за тем, чтобыты пошел в Гарвард и стал юристом. А теперь, беги и скажи Порку, чтобы онповозил тебя по городу.

— Я была бы вам очень признательна, если бы выпозволили мне самой заниматься воспитанием моих детей! — воскликнулаСкарлетт, когда Уэйд послушно выбежал из комнаты.

— Очень плохо вы ими занимаетесь. Вы сделали всевозможное, чтобы испортить будущее Эллы и Уэйда, но я не допущу, чтобы то жеповторилось и с Бонни. Она будет расти как принцесса, и на всем свете ненайдется человека, которому не захотелось бы общаться с ней. Ни один дом небудет для нее закрыт. Великий боже, да неужели вы думаете, я позволю, чтобыона, когда вырастет, общалась с тем сбродом, который заполняет этот дом?

— Однако этот сброд вполне устраивает вас…

— И более чем устраивает вас, моя кошечка. Но это недля Бонни. Да неужели вы думаете, я позволю, чтобы она вышла замуж за кого-либоиз этих беглых каторжников, с которыми вы проводите время? Выскочки-ирландцы,янки, белая рвань, парвеню-«саквояжники»… Чтобы моя Бонни, в жилах которойтечет кровь Батлеров и Робийяров…

— Кровь О’Хара…

— Возможно, в свое время О’Хара были королями Ирландии,но ваш отец был всего лишь ловким ирландским выскочкой. Да и вы не лучше… Но ятоже, конечно, хорош. Я мчался по жизни, точно летучая мышь, выпущенная из ада,не задумываясь над тем, что я делаю, так как все и вся было мне безразлично. Авот Бонни не безразлична. Боже, каким я был дураком! Теперь Бонни ни за что непримут в Чарльстоне, сколько бы ни старались моя мать, или ваши тетя Евлалияили тетя Полин.., ясно, что не примут ее и здесь, если мы чего-то не придумаем— и быстро…

— Ах, Ретт, вы относитесь к этому так трагически, чтодаже смешно. При наших-то деньгах…

— К черту наши деньги! Никакие наши деньги не могуткупить то, чего я хочу для Бонни. Я бы предпочел, чтоб ее приглашали начерствый хлеб в жалкий дом Пикаров или в этот прохудившийся сарай, в которомживет миссис Элсинг, чем на республиканские балы, где она была бы первойкрасавицей. Скарлетт, вы вели себя как последняя дура. Вам следовало обеспечитьсвоим детям место в обществе много лет назад, а вы этого не сделали. Вы даже непозаботились о том, чтобы удержать то место, которое сами там занимали. Исейчас едва ли можно надеяться, что вы вдруг изменитесь. Слишком вы стремитеськ наживе и слишком любите принимать людей.