Стало быть, дохтур Елисей захаживает в кирху… ай-я-яй,неладно! Православному в чужеземный храм являться грех. Но этому особенномучеловеку прощается очень многое из того, чего государь не спустил бы никомуиному. И встречи с иноземными гостями могут быть объяснены весьма просто: еголекарскими делами. Но вот эти непонятные слова, которые дважды произнеслаАнхен, они отчего-то засели в голову Годунова, отчего-то тревожат… он их слышалуже, но когда, где?

Вспомнил! Незадолго до новгородского похода Висковатый ИванМихайлович, ныне покойник, докладывал государю о том, что в Вильне открыласьшкола игнатианцев – последователей какого-то испанского попа Игнатия Лойолы.Дескать, этот католический орден, называющий себя еще иезуитским, которыйобразовался каких-то тридцать с лишком лет назад в Париже, уже распространилсяна пол-Европы. Собрались там люди умнейшие и упорнейшие, задача их одна:насаждение беспрекословного подчинения главе ордена, все равно как царю великомуи самодержавному, и все у них во славу Господа делается. Так и говорится имипри всяком удобном случае: «Ад майорем деи глориам!», что означает: «Для вящейславы Божией!» Ну а знак самого Лойолы и всего ордена – змея и лебедь на щите.

Змея и лебедь на щите? Однако же на перстне у гостей толькощит и змея…

Можно не спрашивать, как удалось Анхен разглядетьизображение. Эта девка из тех, кто и сквозь стену видит, с ее-то глазищами. Иможно не сомневаться, что она говорит правду. С вопросом – зачем вообщеговорит, зачем выбалтывает тайны Бомелия и Немецкой слободы? – еще предстоитразобраться. Главное, что Годунов теперь знает о Бомелии тако-ое…

А какое? Ну, чего особенного сообщила ему рыжая наушница?Даже если Бомелий общается с игнатианцами-иезуитами, само по себе это еще негосударственное преступление. Мало ли зачем они посещают Болвановку, может, ивпрямь по делам сугубо торговым.

«Э-э, нет! – запальчиво возразил Борис сам себе. – Влютеранском гнездилище тайно появляется католический гость с иезуитским знакомна руке, тайно же встречается с православным архиятером русского государя…Слишком много загадок даже для этого загадочного человека – Бомелия!»

Годунов напряг память. Как у многих богатых людей, пальцыгосударева лекаря были унизаны перстнями. Обыкновенно он нашивал черныешелковые перчатки и надевал перстни поверх их. Объяснял это тем, что рукилекаря должны быть всегда белы и чисты. Ну, Бог с ними, с руками, – перстни-токакие у него? Вроде бы была среди них золотая печатка настолько тонкой работы,что ее узор и не разобрать.

Борис вспомнил мельканье рук Бомелия над страницамиудивительной звездочетной книги Яна Гевелиуса, которую архиятер показывалгостю. Тот был настолько увлечен чудными картинками, изображающими небесныесозвездия в человеческом и зверином обличье, что глядел только на них. Аследовало бы смотреть на руки Бомелия! Ну, теперь ясно: надо постараться найтиудобный повод полюбоваться перстнями архиятера, и если там окажется изображениезмеи на щите… А вдруг лекарь не носит тот перстень ежедень, а надевает лишь длявстреч со своими иноземными посетителями? Тогда как быть?

– Вот чудно, сударь! – вдруг послышался голос Анхен, и Борисобнаружил, что девушка по-прежнему таращится на него с тем же видомребенка-несмышленыша.

Он невольно насторожился:

– Чего тебе чудно?

– Вспомнилось мне…

Она потупилась, повозила в пыли грубым своим немецкимбашмаком, как бы решаясь, говорить или нет, потом вскинула голову и спридурковатой улыбочкой изрекла:

– Я еще девочкой малой была, когда сама видела у герраБомелия почти такой же перстень, как у гостей. И щит на нем, только по щиту незмея ползет, а лебедь летит! Но вчера, когда я с вестью к доктору захаживала,сего перстня на нем не было. Небось надевает он свою печатку, лишь когда навстречу с гостями в кирху идет.

Лебедь на щите! Змея на щите! Знаки Игнатия Лойолы!

У Годунова в очередной раз за это утро запеклось дыхание, ион беспомощно уставился на девчонку, не в силах угадать, кто кого сейчас использует:он маленькую наушницу или она – государева любимца. Отчего-то вспомниласьдурацкая байка про бортника-древолаза, который провалился однажды в полную медуборть, засосало его туда, и никак не вырваться. И начал он уже сам себеотходную читать, как вдруг явился еще один охотник до пчелиной добычи –медведь, названный так, известное дело, потому, что непременно разведает, гдеимеется медок. Далее байка повествовала, что бортник исхитрился схватитьмедведя за хвост, крикнул-гаркнул, Михайло Потапыч испугался и так рванулпрочь, что выдернул вцепившегося в него хитреца из медового плена. СейчасГодунов ощущал себя кем-то вроде этого бортника, который вдруг обнаружил, чтохвоста-то у медведя, почитай, и нет, недаром и называется он куцыком! Хвататьсяне за что.

Изумление, опаска, откровенный страх, даже ощущение какой-тонеобъяснимой безнадежности – все смешалось в душе. Девчонка обставляла его нанесколько шагов вперед, как всегда обставлял в шахматы государь. Но если, играяс ним, Годунов ощущал восхищение и веселую удаль, то сейчас ему захотелосьнемедленно смешать на доске все фигуры, взять назад все ходы и вообще сделатьтак, чтобы этой игры – этого разговора – никогда не было. Но поздно, поздно…

Впрочем, этот мгновенный страх рассеялся так же внезапно,как и накатил. Через мгновение он уже с восхищением таращился на Анхен иблагодарил судьбу, пославшую ему эту «кочку». Теперь его задача в том, чтобынащупать следующую. А ею может – нет, должен! – стать вышеназванный герр-херрБомелий.

В том, что поведала девчонка, определенно есть повод длятревоги. Не обязательно сразу мчаться докладывать об сем царю. Для пробы самомунадо ткнуть слегой в болотину поблизости – что там обнаружится?

Как поступить, кому что сказать – это вырисовалось в головеБориса мгновенно. Однако ему нужна была помощь, и так уж выходило, что никтоэтой помощи ему оказать не мог – кроме белоглазой вострухи Анхен. Всякийразумный человек сейчас постукал бы по лбу согнутым пальцем и сказал Борису,что следует держаться от этой девочки, у которой предательство в крови, какможно дальше. Ведь невозможно угадать, что там варится в ее хорошенькойголовке. Невозможно предсказать ее поступки. Сам Господь, наверное, не смог быпобожиться, что Анхен не заложит Годунова Бомелию так же, как заложила емудоктора! И все же делать нечего…

Он сказал, чего хочет от нее. Анхен выслушала с невозмутимымвидом, потупилась, как водится, повозила ножкою в пыли, потом вскинуланемигающие глаза и сообщила Борису, чего хочет от него она – взамен за своюуслугу.

У Годунова ощутимо приостановилось сердце…