Допрос ведется не в самом спокойном тоне. Наша любимая тетушка несколько более возбуждена, чем подобает великому инквизитору, а предполагаемой преступнице, похоже, силы духа не занимать. Теперь обе говорят одновременно. Не будь я посвящен в дела семьи, я бы подумал, что Семпрониус привез в дом двух торговок c Биллингсгейтского рынка[55].

Пение двух этих соловушек достигает слуха нашего героя, и он покидает кабинет, дабы насладиться им в полной мере. Он строго вопрошает, в чем причина такого шума, но дамы продолжают крикливо пререкаться, не обращая на него внимания. Семпрония яростно роется в картонке, а служанка модистки с саркастической любезностью выворачивает свои карманы, призывая старую деву удостовериться, что ни в наперстке, ни в терочке для мускатных орехов ничего не спрятано. Буря бушует сильнее прежнего, но тут Семпрониус взрывается громовым раскатом, и обе испуганно умолкают. Он грозит девушке пальцем. Он указывает вниз, на улицу. Полагаю, он угрожает, что пожалуется на нее хозяйке, ибо она вдруг заметно робеет, тихонько пятится к двери и наконец выскальзывает из гостиной с видом человека, который рад убраться вон подобру-поздорову. Семпрония, однако, после бегства противника приходит в еще более воинственное настроение. Она продолжает свою пылкую речь, не замечая раздраженного нетерпения брата, который расхаживает взад-вперед по комнате и… но вдруг он резко останавливается и с совершенно ошеломленным видом уставляется на сестру. Очевидно, с языка у нее сорвалось какое-то важное слово, задевшее в нем самую чувствительную струну. Кажется, и сама Семпрония смущена своим опрометчивым заявлением. Она молчит… потом собирается с духом. С выражением дьявольской решимости она ударяет кулаком правой руки по раскрытой ладони левой, а затем хватает брата за рукав, затаскивает обратно в кабинет и затворяет дверь.

Секрет, который она сейчас сообщает, явно не из пустяшных. Каким тревожным, каким мрачным выглядит Семпрониус! Теперь он вскакивает со стула и открывает дверь в гостиную. Удостоверившись, что там никого нет, он заходит и знаком зовет сестру за собой. Милому созданию не нужно повторять дважды. Они подступают к бюро Корделии… оно не заперто. Стыд и позор Семпрониусу! Он осматривает перья, проверяя, пользовались ли ими недавно, а почтенная сестрица обследует чернильный прибор, нет ли на подставке свежих капель, и ощупывает сургучную палочку, не сохранилось ли в ней остаточного тепла.

Не обнаружив ничего подозрительного, они возвращаются в кабинет. Семпрониус, однако, направляется к своему письменного столу и тщательно пересчитывает листы почтовой бумаги: если жена ведет какую-то переписку втайне от него, он узнает об этом по недостаче листов в пачке. Ах, мой достойный друг! Вы вполне заслужили участь, которой опасаетесь! Признаться, мне надоел этот tête-à-tête![56] Происходит ли что-нибудь интересное в других комнатах? Стойте! Говорил ли я вам, дорогой дядюшка, что на третьем этаже имеется заброшенная кладовая комната, смежная со спальней Эдварда, ныне покинутой? В кладовую никто никогда не заходит, кроме как для того, чтобы убрать на хранение пустые коробки или ненужную мебель, а потому Вилли устроил в ней художественную мастерскую, где может трудиться, не опасаясь помехи. Здесь он проводит по много часов кряду, орудуя карандашом и кистью; здесь он сидит и сейчас.

К стене пришпилены две цветные гравюры, и мальчик часто отвлекается от дела, чтобы полюбоваться великолепной палитрой красных, синих, зеленых и желтых цветов, с которой, впрочем, в нынешнем своем творении он соперничать не может, поскольку опустошил все свои баночки с красками и теперь вынужден довольствоваться чернильницей.

Работа завершена. Кажется, Вилли очень доволен результатом. Он открывает окно, выставляет лист наружу и помахивает им, чтобы чернила (которых он не пожалел) быстрее высохли на свежем воздухе. Если бы он повернулся чуть правее, я смог бы высказать мнение о рисунке. Ага, вот так, дружок! Клянусь честью, мастерская работа! В жизни не видел такого разительного сходства! Это профиль тетки, уродливый как смертный грех! Ошибиться невозможно: ни одна морщинка вокруг крохотных злобных глазок не пропущена, изгиб крючковатого носа воспроизведен с замечательной точностью и впалость беззубого рта (хотя, возможно, и несколько преувеличенная) передана просто превосходно. Вилли не забыл даже огромную бородавку, украшающую подбородок. Портрет, прямо скажем, весьма нелестный, но он точная копия натуры во всем ее неприкрытом уродстве. Однако что могло побудить юного проказника употребить свой карандаш или, вернее, перо на рисунок, не сулящий ничего хорошего? Это первая карикатура, которую я вижу в исполнении Вилли, и, если она случайно попадется в руки оригиналу, боюсь, нашему художнику воздастся за труды далеко не самым приятным образом.

Мальчик по-прежнему стоит у окна и, похоже, разговаривает сам с собой. Он ритмично покачивает головой и двигает руками, как если бы повторял наизусть монолог из пьесы. Вот он умолкает и в затруднении морщит лоб. Затем берет со стола книгу, заглядывает в нее и в раскрытом виде ставит на подоконник перед собой, после чего продолжает читать по памяти. Кажется, я различаю на обложке буквы «Б» и «Г»… О! Вижу! «Басни Гея»[57]. Время от времени Вилли останавливается и с беспокойством смотрит вверх по улице – именно с той стороны всегда приходит Семпрония, а сейчас близится обычный час ее вечернего визита.

А! Понял! Понял! Он хочет попросить тетку о какой-то милости и надеется умаслить ее, продекламировав вновь заученную басню Гея и показав, что в отсутствие дорогой родственницы коротал время, запечатлевая на бумаге ее возлюбленный образ. Ах, бедный Вилли! Если ты и впрямь питаешь такое намерение, боюсь, твой портрет будет сочтен слишком точным, чтобы быть приятным. Судя по ежеминутным поглядываниям в окно, мальчик не подозревает, что Семпрония уже более получаса находится в доме.

Но вот теперь наконец, кажется, догадался: он кладет рисунок в карман, бросает прощальный взгляд на разноцветные гравюры, берет коробку с пустыми баночками и уходит. Пустые баночки? Ага, вот и ключ к разгадке тайны! Он мечтает нарисовать картину полностью в красном и желтом цвете, как его любимые гравюры, но для этого необходимо заново наполнить баночки краской – значит, вот о чем он собирается попросить тетку и вот ради чего приложил столько усилий.

Корделия минуту назад вернулась в свою гостиную. И уже снова ушла. Она только внимательно взглянула на пригласительную карточку, что стоит на каминной полке, взяла один ключ из связки, лежавшей в ящике бюро, и сразу же покинула комнату.

В гостиной появляется Вилли. Он услышал теткин голос, доносящийся из смежного кабинета, и направляется туда. Вероятно, тон Семпронии не обнадеживает мальчика, ибо он заметно