Савонарола содрогнулся и отступил.

Карл Восьмой сделал знак своим гвардейцам, и те забрали Джованну из рук монахов. Король улыбнулся.

– Жду вас завтра на обеде, Савонарола. Не опаздывайте.

И французы вышли вон из дворика, уводя с собой Джованну Альба.

Сдавленный стон заставил Савонаролу повернуться: Джакомо растерянно смотрел вслед гвардейцам.

– Мне жаль, брат мой, – Савонарола схватился за крест, висящий на груди. – Но Сатана снова вырвал ее из наших рук.

Сначала Джованна обрадовалась: выйдя из монастыря, девушка снова почувствовала прилив сил и стала выжидать возможности сбежать. Но гвардейцы держали ее крепко.

– Во дворец, – коротко бросил король, поднимаясь на лошадь.

И Джованну повели по улицам следом за ним. Большего стыда она не испытывала в своей жизни. Ее вели, как пленницу, по улицам родного города. Кровь кипела от возмущения.

Спустя годы она вернулась ко дворцу Медичи. Охота закончилась там же, где и началась? Джованна с отрешенным любопытством смотрела на знакомое здание: сейчас на нем висели флаги Флоренции и Франции, а герб Медичи с шарами был изуродован до неузнаваемости. Она прикидывала возможности договориться с королем. Все-таки он не Савонарола, может и отпустить ее. Возможно, она покинет Флоренцию и попробует отыскать своих знакомых актеров. Больше ей было не к кому идти. Все эти мысли ее успокоили, под своды дворца Джованна вошла спокойно.

Усталость после утреннего возвращения во Флоренцию и столкновения с Савонаролой сказалась на ней: когда ее отвели в одну из комнат дворца, Джованна легла на кровать и заснула, накрывшись сверху плащом. Она слышала, что у двери стоит стража, а через окно вылезти не было возможности, поэтому благоразумно решила набраться сил перед встречей с королем.

Но она никак не ожидала, что проснется от того, что Карл Восьмой задирает ей юбки.

Оттолкнув его, Джованна проворно вскочила с кровати и отпрыгнула в сторону, когда Карл попытался поймать ее за одежду.

– Сударыня, я вас не обижу, – насмешливо произнес король. – Разве только вы не хотите, чтобы я пригласил стражников? Они вас подержат, но, боюсь, потом им захочется того же, чего и мне.

Карл Восьмой не ожидал, что она поймет его, но, когда девушка ответила ему на французском, король на мгновение растерялся.

– Ваше Величество, произошла ошибка. Я – Джованна Альба, дочь благородной флорентийской семьи. Я нахожусь под защитой своего города.

– Милая Жанна, я рад, что вы не прачка. Но это совершенно ничего не меняет. Флоренция сдалась моей армии, а вы сдадитесь мне. Было бы весьма благоразумно с вашей стороны вернуться на постель.

Джованна смотрела на уродливого короля и лихорадочно соображала, что делать дальше. Еще одного насилия она не перенесет. И тут ее взгляд остановился на кинжале у пояса Карла. И тихий покой снизошел на нее. Она приняла решение: убьет себя. Больше никто к ней не прикоснется. Никогда.

– Раздевайтесь, – повторил король.

Она послушно протянула дрожащие пальцы к завязкам плаща, и через мгновение он волной упал к ее ногам. Опустив глаза, Джованна шагнула к кровати.

Карл Восьмой прекрасно осознавал свою внешнюю непривлекательность, но знал, что власть делает покорными большинство женщин. Когда красавица шагнула к нему, он жадно запустил руку ей под юбки, с вожделением поднимаясь вверх по стройной ножке, ущипнул ее за кожу на бедре, повалил на кровать. Ему не терпелось поскорее оказаться в ней, поэтому, когда пленница вдруг вывернулась под ним, он испытал лишь глухое раздражение, но заметив, что она вытащила кинжал у него из ножен и направила себе в сердце, впал в ярость. Он успел перехватить руку девушки, но она не сдавалась и упорствовала, а когда он попытался отвести ее вторую руку в сторону, укусила его.

– Ах ты дрянь! – прошипел он и со всего размаху и используя вес своего тела, ударил ее кулаком в живот.

Она глухо застонала, кисть с кинжалом ослабла, он выбил оружие и отбросил его подальше.

Похоже, от боли ее парализовало, она лишь хватала ртом воздух, как выкинутая на берег рыба. Карл Восьмой развел ее ноги в стороны и навалился всем весом сверху.

– Отдашься мне, как Флоренция, – тяжело дыша, сказал он ей.

Девушка норовила закрыть руками живот, оттолкнуть его, но он резко двинулся вперед, и она обмякла, оказавшись в его власти. Он двигался жестко, стараясь причинить ей как можно больше боли. Она молча терпела.

Когда он встал, она подогнула ноги под себя и сжалась. Заметив кровь на простыне, он удивился: девственница? Но злость не утихомирилась с физической разрядкой, наоборот, теперь желание наказать ее оказалось более сильным.

Все это время с момента вступления в город Карл Восьмой ловил надменные взгляды флорентийцев. Они жалили, как укусы диких пчел.

«Погоди, – словно говорили эти взгляды, – ты думаешь, что победил нас, но мы хитрее!»

И ему очень хотелось разрушить город, но соглашения и уступчивость флорентийцев (пусть и насмешливая) мешали этому. Рыжая, надменная и покоренная красавица стала вдруг олицетворением города, а победа над ней – победой над всей Флоренцией. Королю теперь хотелось не только насилия: при виде крови он ощутил азарт и возможность показать флорентийцам наглядно, на что способны французы.

Он встал, завязал штаны и вышел из спальни, дав распоряжения стражникам. Сегодня будет прекрасный вечер.

Джованну выволокли из спальни и потащили вниз, по дороге солдаты нагло рвали на ней одежду, обзывая флорентийской шлюхой.

Боль расширялась от живота по всему телу, юбки намокали от крови. Джованна покорно двигалась, мечтая о смерти, моля о ней. Может, ей отрубят голову? Какое это было бы облегчение – лечь на плаху. Или повесят? Даже удушье не так страшно: она его уже испытывала много раз. Но что-то подсказывало ей, что быстрой и легкой ее смерть не будет. Хотя жизнь в ней закончилась еще наверху, в спальне Медичи. Сердце еще бьется, кровь еще бежит по жилам, но скоро весь ее внутренний огонь окажется лишь лужей на полу.

Ее не оскорбляли шуточки и смех солдат. Лишь разрасталась животная паника, что ее будут мучить еще долго.

Внизу, в большой зале, был накрыт огромный стол, за которым сидело много людей. Джованна с перепуга не узнала никого, кроме короля, с аппетитом глодавшего птичью ножку. По его знаку ее поставили к стене, спиной к едокам, затянули на руках кожаные ремни и повесили на бронзовый светильник над головой. Джованна стояла, не дергаясь, прислушиваясь к тому, как по ногам ползут теплые капли крови.

– В одежде, – раздался голос короля. – Я не хочу пока пускать ей кровь.

Джованна чуть обернулась и увидела седого человека с кнутом в руках. Палач отпустил кнут на пол, и она отвернулась, стараясь быть готовой к удару. Но он все равно обрушился на нее неожиданно и с такой силой, что она не смогла сдержать вскрика. Второй удар. Джованна прижалась лбом к шелковым обоям, пытаясь не думать о том, как больно, когда кнут касается обнаженного тела. Третий удар. Ощущение было такое, что ее бьют железными палками, хоть одежда и смягчала удар. Четвертый удар. «Господи, сколько же еще? Господи!» Пятый. Пауза между ударами, как вдох перед прыжком в бездну, безнадежная, болезненная. Шестой. Она не смогла сдержаться и застонала. И тут увидела короля, наблюдающего за ней. Глаза его горели от удовольствия, лицо лоснилось от жира. Ну, нет, она не издаст больше не звука. Джованна сжала зубы, уставилась на него и смотрела, смотрела, смотрела в эти жестокие, сияющие счастьем глаза. Седьмой. Восьмой. Девятый. Десятый.