Пусть Джумри продолжает играть, а он, Меси, будет говорить за него, чтобы разбудить вас, сонных глупцов.

Вы не забыли, как поступили с немецкими сёлами, так знайте, точно также поступят с вами, выселят всех, до единого, превратят село в руины.

Приведу относительно большой отрывок из откровений Меси в собственном переводе. Не претендую на качество перевода, вряд ли смогу передать взволнованную, сбивчивую, почти синькопированную речь Меси, но для настоящего текста не это главное.

Речь эта важна для понимания повести «Звук свирели», для понимания судьбы самого писателя, судьбы другого писателя, о повести которого «И не было лучше брата» мы будем говорить чуть позже, наконец, шире, скорее опосредованно, чем непосредственно, для понимания сквозной темы всей книги.

«Я родился в тысяча девятьсот втором году, в селе Даг Кесеменли (Горное Кесеменли), в семье одного из близких родственников известного Ханхойского (Хоу хап). Нас называли детьми Хойхана (Xoyxanuşağı)…

Мне сорок лет. Наш век поставил свою печать на мою туберкулёзную грудь. Это печать национального государства[859], которое построили в восемнадцатом году Ханхойский[860] и Доктор Нариман Нариманов[861]. Любого из сыновей нашего народа, на груди которого обнаружат эту печать, расстреливают. Поэтому вы и не видите этих людей, все они расстреляны. Я один из этих людей. Пуля пока ещё не попала в мою грудь. Но скоро и я буду расстрелян.

Расскажу вам о второй и третьей печатях.

В девятнадцатом году, сюда, в Даг Кесеменли, приехали 15 человек всадников. Все они были из партии большевиков «Гуммет»[862]. В тайном доме Ханхойского прошло собрание. Те 15 человек из партии «Гуммет», получившие уроки Нариманова, и сподвижники Ханхойского, подписали «Программу». Там и была поставлена моя вторая печать.

Ханхойский и руководители Азербайджанской Республики приняли эту «Программу», которую написал Нариман Нариманов, и с того дня объединились в едином государстве. Одним из тех, кто подписал «Программу» был сегодняшний председатель сельсовета Гылындж Гурбан[863]. Вторым был Мухтар Ахмедоглу, отец Таптыка и Джумри, Мухтар ами, которого вы так любите. Мухтар ами именно здесь, в доме Ханхойского увидел сестру мою, Сурьмлённую, которую все стали называть Сёйли, и влюбился в неё. Трудное было время, сложное. Но по личному разрешению Доктора Наримана все всадники ещё на один день остались в селе Даг Кесеменли, чтобы сыграть свадьбу Мухтара и Сёйли. Это одно из важнейших событий нашей эпохи. В тот день был положен конец презренной идее «классового врага». В тот день поженились ханская дочь Сурьмлённая и бедняк, без роду, без племени, Мухтар Ахмед оглу. Организатор Великой партии «Гуммет». Доктор Нариман выступил в тот день в Казахском Уездном Революционном Комитете, и назвал эту первую Советскую семью «ласточками Нового Века». Позже один из этих первых радостных вестников «Нового Века» был убит выстрелом в спину. Вторая, моя прекрасная сестра, растоптана в собственном доме.

Расскажу вам ещё одну историю.

Прошло семнадцать лет. В январе тридцать седьмого года,

…замечу, что сам я родился в мае тридцать седьмого года, так что и меня можно считать ровесником тех событий, о которых рассказывает Меси. Хотя, естественно, переживал я их совершенно по-другому. По крайней мере, до того времени, пока окончательно не прозрел…

часть нашей семьи оставалась в Иревани[864], остальные были со мной, в селе Даг Кесеменли. Днём, в семинарии, я тайно вёл уроки «хуруфизма»[865]. Вечера же проводил с моими ровесниками из семьи Ханхойского, которые остались в селе Даг Кесеменли. Я исполнял ашугские песни, выдавая себя за ученика знаменитого Ашуга Садыха[866]. Делал вид, что всех развлекаю, на самом же деле смешил собравшихся шутками из «Каравелли»[867], но между шутками, в музыкальных ладах «Руфани», «Хуруфани», «Мансири-Менсури»[868], читал и разъяснял стихи Юнуса Эмре[869] и Насими[870]. Можно сказать, давал уроки истины. В те годы сочинения об истинах прошлого и будущего называли «Джавиданнамэ». Придёт время, мы будем называть эти сочинения «Наукой» (Elm). Но не будем отходить от сути.

Однажды, возвращаясь из семинарии, я услышал крик моего отца, который доносился из того самого тайного дома Ханхойского. Отец только вернулся из Иревани. Услышав его крик, я понял, что он вернулся не случайно.

В дверях дома стоял старик. Один из тех, кто пришёл в село с отрядом «Гуммет». Он узнал меня. Отец мой кричал во весь голос: «Ещё в двадцатом – двадцать третьем годах Доктор столько раз вам говорил: «Сталин не коммунист! Не большевик! Сталин – шпион!». Каждый день меня вызывают на допрос, каждый день испытывают моё больное сердце. Бедный Доктор сколько раз вас предупреждал, не верьте Сталину, не послушали».

Вижу, Мухтар плачет! Гылындж Гурбан плачет! Все плачут! Отец продолжает кричать, они плачут.

Не привык вмешиваться в дела взрослых, но здесь не сдержался. У меня ведь в кармане комсомольский билет, на языке имя нашего вождя, товарища Сталина. Двинулся я на своего отца; «Что значит Сталин не коммунист! Что ты говоришь, отец?!».

Отец схватил меня за плечи, так потряс, что зубы мои застучали. «Проснись. Все вы проснитесь. Вы находитесь в спячке. Житель села Муганлы Рус Гурбан привёз из Москвы, от Крупской[871], весть о том, что Нариманова отравили по указанию Сталина! И Кирова[872] отравили по его указанию! И Максима Горького[873]! Крупская отправила нам весть о том, что всех коммунистов уничтожают. Просила всем передать, пусть прячутся, пусть меняют места работа, места своих жилищ!».

Вам ничего не известно. Знаете сколько наших ответственных работников в тридцать седьмом году переехали в Тифлис, Иревань, Дашкесан. Но спрятаться так и не смогли. Особый отдел Сталина всех обнаружил и уничтожил.

Расскажу ещё одну историю, чтобы вы знали.

С прошлого года, каждый год приходят в село «чёрные бумаги» (похоронка) на тех, кто ушёл на войну. Мне каждый день приходят известия с фронта. Каждый день! Особый отдел выстрелами в спину уничтожил целую нашу дивизию! И свет очей моих, ваш любимец Мухтар ами убит выстрелом в спину! И учитель Таир – выстрелом в спину! В Кремле сидит шпион по имени «Сталин»! Уничтожает всех наримановцев! А наш дорогой Гылындж Гурбан кричит «Да здравствует. Верховный Главнокомандующий, товарищ Сталин! А потом все поют «Интернационал»: «Вставай проклятьем заклеймённый…!». Почему вы вытаращили на меня глаза. В прошлом году мы проводили на фронт сто наших юношей. Все пошли добровольцами, никто не спрятался. Почему же ни от одного